Б Соколов - Булгаков

Е. С. Булгакова явно недолюбливала Л., как и весь пречистенский круг знакомых и друзей писателя, интеллигентов, в большинстве своем связанных с ГАХН. В частности, в позднейшей редакции дневниковой записи от 8 февраля 1936 г. она отметила: «Коля Лямин. После него М. А. говорил, что хочет написать или пьесу или роман «Пречистенка», чтобы вывести эту старую Москву, которая его так раздражает». Первоначально же данная запись звучала следующим образом:

«Вчера был Коля и безумно раздражал меня и Мишу своими пошлыми разговорами. Миша дал убийственную характеристику того круга, в котором Коля вращается. Коля притих и был подавлен». А в связи с болезнью Булгакова его третья жена 29 сентября 1939 г. сделала в дневнике следующее замечание: «Характерно для Пречистенки. Тата Лямина позвонила, но сказала, что Коле не будет сообщать в Калугу о болезни Миши до тех пор, пока Миша не выздоровеет, а то Коля расстроится». Очевидно, после женитьбы на Е. С. Булгаковой происходило постепенное отдаление писателя от Л. и других пречистенцев в связи с появлением иного круга друзей, связанных с МХАТом и Большим Театром, представителей той «новой художественной интеллигенции», что сделали успешную карьеру при Советской власти и несколько свысока смотрели на дореволюционных интеллигентов, стремившихся в традиционной гуманитарной культуре найти прибежище от революционных бурь.

Отметим, что в ранней редакции «Собачьего сердца» в качестве соблазнителя пожилой дамы, желающей сделать у профессора Преображенского операцию по омоложению, назывался «этот Мориц», в позднейших редакциях замененный на «этого Альфонса». Здесь имелся в виду сотрудник ГАХН искусствовед Владимир Эмильевич Мориц (1890–1972), к которому ушла первая жена Л. Поместив персонажа с этой фамилией в юмористический контекст, Булгаков своеобразно «отомстил» за страдания друга.

МАРГАРИТА, персонаж романа «Мастер и Маргарита», возлюбленная Мастера. Главным прототипом М. послужила третья жена писателя Е.С. Булгакова. Через нее М. оказывается связана с героиней пьесы начала 30-х годов «Адам и Ева» — Евой Войкевич. Е. С. Булгакова записала в своем дневнике 28 февраля 1938 г.: «М.А. читал первый акт своей пьесы «Адам и Ева», написанной в 1931-м году… В ней наш треугольник — М. А., Е. А. (второй муж Е. С. Булгаковой военачальник Е.А. Шиловский (1889–1952). — Б. С.), я». Здесь Булгаков послужил прототипом академика Александра Ипполитовича Ефросимова, а Шиловский — мужа Евы инженера Адама Николаевича Красовского. Вероятно, поэтому и муж М. сделан в романе инженером.

В литературном плане М. восходит к Маргарите «Фауста» (1808–1832) Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832). Некоторые детали образа М. можно также найти в романе Эмилия Миндлина (1900–1980) «Возвращение доктора Фауста» (1923) (см.: Мастер). Например, золотая подкова, которую дарит М. Воланд, очевидно, связана, с названием трактира «Золотая подкова» в этом произведении (здесь Фауст впервые встречает Маргариту). Одна из иллюстраций к «Возвращению доктора Фауста» также нашла свое отражение в булгаковском романе. В сохранившемся в архиве писателя экземпляре альманаха «Возрождение» с миндлинским романом между страницами 176 и 177 помещен офорт И. И. Нивинского (1880/81-1933) «В мастерской художника», на котором изображена полуобнаженная натурщица перед зеркалом, причем на левой руке у нее накинут черный плащ со светлым подбоем, в правой руке — черные чулки и черные остроносые туфли на каблуке, волосы же — короткие и черные. Такой видит себя М. в зеркале, когда натирается волшебным кремом Азазелло.

С образом М. в романе связан мотив милосердия. Она просит после Великого бала у сатаны за несчастную Фриду. Слова Воланда, адресованные в связи с этим М.: «Остается, пожалуй, одно — обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!.. Я о милосердии говорю… Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках», — заставляют вспомнить следующее место из повести Федора Достоевского (1821–1881) «Дядюшкин сон» (1859): «Но превозмогло человеколюбие, которое, как выражается Гейне, везде суется с своим носом». Отметим, что слова Достоевского, в свою очередь, восходят к «Путевым картинам» (1826–1830) Генриха Гейне (1797–1856), где милосердие связано, прежде всего, с образом добродушного маркиза Гумпелино, обладателя очень длинного носа. Мысль Достоевского, высказанная в романе «Братья Карамазовы» (1879–1880), о слезинке ребенка как высшей мере добра и зла, проиллюстрирована эпизодом, когда М., крушащая дом Драмлита, видит в одной из комнат испуганного четырехлетнего мальчика и прекращает разгром.

Булгаков подчеркивает также связь М. с французскими королевами, носившими имя Маргарита. В подготовительных материалах к последней редакции «Мастера и Маргариты» сохранились выписки из статей Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, посвященных Маргарите Наваррской (1492–1549) и Маргарите Валуа (1553–1615). Свадьба последней с королем Наваррским Генрихом — будущим французским королем Генрихом IV (1553–1610), как отмечалось в словарной статье, «отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью или парижской кровавой свадьбой» 24 августа 1572 г. Узнавший М. по дороге на Великий бал у сатаны толстяк называет ее «светлая королева Марго» и лопочет, «мешая русские фразы с французскими, какой-то вздор про кровавую свадьбу своего друга в Париже Гессара». Гессар — это упомянутый в статье парижский издатель переписки Маргариты Валуа, вышедшей в середине XIX в., но Булгаков сделал его, как и безымянного толстяка, участником Варфоломеевской ночи. Однако, поскольку жена Генриха IV не оставила потомства, в образе М. была контаминирована также Маргарита Наваррская, имевшая детей и создавшая знаменитый сборник новелл «Гептамерон» (1559). Обе исторические Маргариты покровительствовали писателям и поэтам. Булгаковская М. любит гениального писателя — Мастера (в ранних редакциях также названного Поэтом). Она — символ той вечной женственности, о которой поет Мистический хор в финале гетевского «Фауста»:

Все быстротечное

Символ, сравненье.

Цель бесконечная

Здесь в достиженье.

Здесь — заповеданность

Истины всей.

Вечная женственность

Тянет нас к ней.

(Перевод Б. Пастернака)

В этой последней сцене Маргарита (Гретхен) у Гёте восклицает:

Оплот мой правый,

В сиянье славы,

Склони свой лик над счастием моим.

Давно любимый,

Невозвратимый

Вернулся, горем больше не томим.

……………………………………………

Собраньем духов окруженный,

Не знает новичок того,

Что ангельские легионы

В нем видят брата своего.

Уже он чужд земным оковам

И прежний свой покров сложил.