Анатолий Гладилин - Жулики, добро пожаловать в Париж

Итак, началось само представление, появились девочки, которые то одевались, то раздевались, но это было как-то между прочим, по ходу действия, а музыкальные сцены разыгрывались из итальянской, французской и американской жизни. Например, карнавал в Венеции, фаворитки короля Людовика Четырнадцатого, салун на Диком Западе… В перерывах пела знаменитая певица, выступали артисты цирка, и весь вечер не сходил с эстрады конферансье — мастер на все руки: он и политический анекдот расскажет, и фокус покажет, и песенку споет. И постоянный контакт с публикой. Откуда конферансье узнал, это его тайна, но вот он объявляет: «У нашей гостьи из Шотландии сегодня день рождения!». Изумленная гостья извлекается на эстраду из-за столика, конферансье с ней любезничает, танцует, преподносит подарок. Другая неожиданность: «В зале присутствуют, — говорит конферансье, — мистер и миссис такие-то из Австралии, которые совершают свое свадебное путешествие!». Молодожены подымаются на сцену, зрители растроганы. Разумеется, конферансье не телепат, и наверно, у него какие-то связи с гидами туристских групп, пришедших в кабаре, но я подчеркиваю сам факт: артисты кабаре не просто отрабатывают свои номера, а заранее готовятся ко встрече с залом. И во всех кабаре ведущие приветствуют посетителей на их родном языке. Помню, лет двенадцать тому назад в большом зале «Казино де Пари», перед концом представления (а заканчиваются они всюду и всегда традиционным канканом) Лин Рено, звезда французского мюзик-холла, выкликала в публику: «Есть ли тут американцы?». — «Йес!» — дружно отвечала четверть зала.

«Есть ли немцы?» — «Яволь!» — ревели первые ряды.

«Итальянцы, испанцы, португальцы, шведы, японцы, голландцы, алжирцы, марокканцы?» — кажется, перечислила она все страны, включая Габон и Индонезию — и все время кто-то откликался. Но вот русских Лин Рено не упомянула. И имела на это все основания. Представители второй сверхдержавы мира тогда в кабаре не появлялись, это считалось неприличным.

Сейчас же в зале «Паради латен» конферансье тоже производил перекличку по национальностям, перечислил, наверно, тридцать стран, и вдруг кто-то из артистов (недавних официантов) его подтолкнул, он повернулся к соседнему с нами столику и сказал на русском языке: «Приветствую российских друзей!». Четверо мужчин за этим столиком, в одинаковых серых костюмах и строгих галстуках, несколько оторопели, но потом чинно кивнули…

В свете последних событий, не позавидуешь артистам кабаре. Видимо, в скором времени им придется заучивать приветствия и по-литовски, и по-латышски, по-эстонски, по-украински, по-белорусски, на молдавском, на грузинском, азейрбаджанском, армянском, узбекском, таджикском, и кто знает, на каком еще языке. Вдруг Каракалпакия тоже захочет отделиться?

Однажды, в блаженные времена застоя, член политбюро, Андрей Павлович Кириленко собрал в ЦК совещание главных редакторов центральных газет и журналов. Среди прочих ценных указаний, товарищ Кириленко произнес мудрую фразу: «Надо всячески пропагандировать социалистическое соревнование, будить инициативу масс. Другого способа развития экономики у нас нет». Даже ко всему привыкшие главные ошарашенно переглянулись, но вернувшись в свои руководящие кабинеты, начали бодро проводить очередную директиву партии в жизнь. Как известно, никакие припарки мертвому телу не помогли, советская власть рухнула. И тогда вдруг, на просторах Родины чудесной, развернулся новый вид социалистического соревнования: кто кого больше обманет, кто кого искуснее объегорит! Инициатива масс забила ключом, талантливый народ-самородок изобрел тысячу способов, как отнимать деньги у ближних, не входя в особые противоречия с Уголовным Кодексом. О тысяче-первом способе недавно рассказала газета «Неделя».

…На одной из московских палаток появилось объявление: «Фальшивые деньги не возвращаем». Покупатель торопится, разные надписи ему читать некогда, он протягивает продавщице крупную ассигнацию, а та ее рассматривает на свет, с чем-то сличает и говорит: «Ваша банкнота фальшивая». Покупатель в крик, продавщица непреклонна. Тогда покупатель требует вернуть ему кровные денежки. А продавщица в ответ: «Не имею права! Нам фининспекция приказала изымать фальшивые купюры. И вообще, прочтите объявление перед вашим носом. Мы предупреждали». Покупатель грозит милицией, но во-первых, пойди нынче найди милиционера, а во-вторых, продавщица не советует — дескать, вас же самого отведут в отделение за связь с фальшивомонетчиками. И потом покупатель понимает, что у продавщицы припасена фальшивая ассигнация, как доказать, что она не твоя? Короче, высказав в крепких выражениях все, что он думает по этому поводу (благо, у нас теперь свобода слова), покупатель отправляется восвояси, а продавщица выбирает очередного лоха и ждет с нетерпением, когда ей торжественно вручат «переходящее красное знамя» как лучшей по профессии…

И вот каким-то чудом вы оказываетесь в Париже. На неделю, на две недели — не важно, главное, что вам хочется поскорее забыть все российские ужасы и мерзости. Взглянуть на Джоконду и Венеру Милосскую, на роденовского «Мыслителя», побродить по узким улицам Латинского квартала, постоять у лавок букинистов, восхититься витражами Нотр-Дама, обменяться с прохожими приветливой улыбкой — зажмурившись, нырнуть с головой в особую атмосферу Парижа, праздника, который всегда с тобой. Именно в таком состоянии полной эйфории шествует по Елисейским Полям мой брат со своим сыном — сияет солнце, сверкают витрины, длинноногие, загорелые девицы щеголяют почти полным отсутствием юбок, — и лишь я, старый зануда, своим брюзжанием — «в Париже полно карманников, держи ухо востро!» — порчу брату весь праздник. В Москве брат — большой начальник, в его подчинении 140 человек, привык внимательно выслушивать каждого, но тут явно его терпение лопается.

— Ты нас привез на Елисейские Поля, — говорит он мягким голосом, — все, спасибо, поезжай по своим делам. Мы сейчас обменяем доллары и будем шляться целый день по городу.

— Где ты хочешь менять? — спрашиваю я злым шепотом.

— Как где? — удивляется брат. — Здесь обменные пункты на каждом шагу. Например, этот..

Брат решительно направляется под аркаду, где над полированным прилавком надписи на нескольких языках: «шанж», «чейндж», «камбио». Мужик за прилавком, типичный банковский клерк (несмотря на жару, в светлом костюме, в рубашке с галстуком) расплывается в подобострастной улыбке. Брат изучает курс валют. Я наблюдаю. Но почему-то обменный курс похож на таблицу Менделеева. Брат в некотором затруднении. Я подхожу.

— Вот, — говорит брат, — 532 франка за 100 долларов, кажется, приемлемо. Хотя мы с тобой видели и лучше.