Елена Прудникова - Сталин. Битва за хлеб

Как видим, на деревенском уровне частник-оптовик и кулак — это один и тот же персонаж, естественный посредник между производителем и рынком. Но если городского торговца можно привлечь за спекуляцию, поскольку налицо вещественные доказательства — склады с товарами, — то кулака на этом не ухватишь. Кстати, о складах… Зачем, спрашивается, крупному оптовику строить лабазы в городе, если он может использовать амбары все того же кулака? И удобно, и ОГПУ не докопается. Да и кулаку, в свою очередь, необязательно свозить зерно к себе во двор — он вполне может оставить его у продавца-середняка. Думаете, обманет односельчанин?

Ну-ну…

Итак, что мы имеем? А имеем мы сочетание трех качеств: зажиточность, ростовщичество и торговля. Это уже некое основание для того, чтобы бороться с государственной политикой, а также не любить колхоз, который портит жизнь одним своим существованием: оттягивает батраков, уменьшает до мизера скупку хлеба и делает ненужной «материальную помощь» за «божеский процент». Это экономическая основа кулачества как класса. Но есть и вторая сторона вопроса — психология кулака как человека.

Вопрос, кто является кулаком, а кто нет, служил в 20-е годы предметом горячих споров. Бытовала, например, такая точка зрения, что его и вовсе не существует.

«Напрасно коммунисты делят крестьянство на группы — бедняков, середняков и кулаков. Мы давно поняли, что такое разделение — ерунда, и сплотились в одну нераздельную массу».

«Кулаков теперь нет — одни труженики. Прошу не рассоединять нас на группы. А то беднота ходит в калошах, а середняки — в порванных сапогах, а коммунист — в галифе».

«Партия неправильно действует, разделяя нас на кулаков, середняков и бедняков. Мы все равны и нам друг без друга не прожить, а такая рознь мешает нам улучшить свою жизнь» [250] Климин И. Российское крестьянство в годы новой экономической политики. Т. 1. С. 154–155. .

Могло ли такое быть? Действительно, в Новгородской или Псковской губернии можно себе представить деревню, где никто не пользуется наемной рабочей силой, — но не стоит по Северо-Западу судить обо всей стране.

Впрочем, ведь и вышеупоминаемый Филипп Овсеенко тоже с Северо-Запада. Кулаком он себя не считает, и уж если не поленился написать такое письмо, то и на собрании не поленится выступить перед заезжим начальством, заявив, что, мол, «кулаков в деревне нет». «Да, да…» — кивают облагодетельствованные им сельчане.

Но все же большинство крестьян не только не отрицали существование данного персонажа, но и высказывались о нем очень неожиданно. В середине 20-х годов на страницах газеты «Беднота» развернулась дискуссия: кого считать кулаком? Что любопытно — большинство крестьян «трудовые» хозяйства к кулацким не относили, даже если те были по деревенским меркам богатыми, — наоборот, защищали. Зато на первый план вышли совершенно нематериальные критерии.

«У многих дореволюционных кулаков, имевших по 4–6 лошадей и коров, по 70–100 овец, осталось по 1 лошади и 1 корове, но все Dice принимать их в число честных тружеников еще рано».

«Не тот кулак, кто честно трудится и улучшает хозяйство для восстановления разрушенной страны… а кулак тот, кто и до настоящего времени не может примириться с рабоче-крестьянским правительством, шипя из-за угла на власть и оплакивая сладкие николаевские булки».

«В своей деревне всякий крестьянин очень хорошо знает, кто как нажил состояние: своим ли трудом или чужим…»

«Не богатство, а его душу называют кулаком, если она у него кулацкая…»

А самый неожиданный ответ, причем практически единодушный, крестьяне дали на вопрос: «Можно ли считать кулаком бедного человека, который на гроши торгует исключительно для того, чтобы не умереть с голоду?» Вы ведь ответите: «Нет!» Вот и я тоже. А крестьяне рассудили иначе: практически все откликнувшиеся отнесли его к категории кулаков…

«Всякий бедный, торгующий в деревне человек, не желающий улучшить свое крестьянское хозяйство и жить исключительно этим хозяйством, должен считаться человеком, ищущим легкой наживы, и в нем нужно видеть будущего кулака, а потому должен считаться: когда он бедный, то „маленьким кулачком“, а когда станет богаче — настоящим кулаком» [251] Цит. по: Телицын В. «Лицом к деревне» и лицо деревни. // Россия нэповская. .

Это и есть тот самый «вектор развития», который не учитывают ученые-экономисты, но прекрасно видят полуграмотные сельчане.

Все эти письма крутятся вокруг одного и того же ответа: кулак — категория не экономическая, а человеческая, и эта человеческая категория может иметь в хозяйстве одну лошадь и одну корову, но сути своей от того не изменит, разве что злости прибавит. Может, и не стоит определять это состояние души словами, а просто проиллюстрировать…

В политический сводке по письмам в редакцию «Крестьянской правды» и журнала «Красная деревня» за весну 1928 года приведены несколько писем, отнесенных ее авторами к разряду «кулацких». Письма эти большей часть анонимные. Впрочем, слог, которым написано первое письмо, и псевдоним «Ал. Посредников» заставляют усомниться в том, что его автор вообще крестьянин. Предмет его гнева — льготы, которые правительство предоставляет беднякам.

«Трудовое крестьянство или в три шеи погонит правительственных „пенсионеров“ вон из деревни, чтобы они не бередили их равновесие, или жe сами постараются сравняться с беднотой, образуя единое „мощное“ общество, доводя свое хозяйство до одной лошаденки, коровенки, петуха да курицы, запахивая такой „клин“, который дач бы возможность, хотя и впроголодь, прокормить свою семью, и ни одного фунта зерна на рынок. Что тогда заговорит город и промышленные районы. А это будет, т. к. само правительство толкает трудовое крестьянство на ту гибкую дорогу. Советскому правительству как будто приятнее иметь в управляемом им государстве сплошную сельскую бедноту, чем зажиточного крестьянина…»

Не будем спешить соглашаться, лучше задумаемся, о чем это письмо. Что за дело настоящему «трудовому» крестьянину, зарабатывающему сотни рублей, до чужих копеек, даже если его самого прижали налогами? У него после всех выплат все равно останется столько, сколько тому бедняку и во сне не видать, — а его заели соседские пять-десять рублей льготы. Сейчас бизнесмены нисколько не страдают морально от того, что кому-то дают грошовые скидки или оказывают материальную помощь, и тем более не горят желанием поменяться местами с дворниками и продавщицами.

У меня лично есть только один ответ. У кого малоимущий сосед брал в долг деньги на уплату налога и ссуду на обзаведение? А теперь получил от государства, да еще и ходит гоголем: мол, кончилось твое время, соседушка, кланялись мы тебе много, аи больше не станем… Есть от чего прогневаться!