Александр Пушкин - Переписка 1815-1825

Прощай.

Отцу пишу в деревню.

21 июля.

[О. С. Пушкиной: ]

Ma bonne et chère amie, je n'ai pas besoin de vos lettres pour me rassurer sur votre amitié, mais elles me sont uniquement nécessaires comme quelque chose qui vient de vous — je vous embrasse et je vous aime — amusez-vous et mariez-vous. [63] Добрый и милый мой друг, мне не нужно твоих писем, чтобы быть уверенным в твоей дружбе, — они необходимы мне единственно, как нечто, от тебя исходящее. Обнимаю тебя и люблю — веселись и выходи замуж.

1 сентября.

Посуди сам, сколько обрадовали меня знакомые каракулки твоего пера. Почти три года имею про тебя только неверные известия стороною — а здесь не слышу живого слова европейского. Извини меня, если буду говорить с тобою про Толстого, мнение твое мне драгоценно. Ты говоришь, что стихи мои никуда не годятся. Знаю, но мое намерение было [не] заводить остроумную литературную войну, но резкой обидой отплатить за тайные обиды человека, с которым расстался я приятелем и которого с жаром защищал всякой раз, как представлялся тому случай. Ему по[ка]за[лось] [за]бавно сделать из меня неприятеля и смешить на мой счет письмами чердак к.[нязя] Шаховского, я узнал обо всем, будучи уже сослан, и, почитая мщение одной из первых христианских добродетелей — в бессилии своего бешенства закидал издали Толстого журнальной грязью. Уголовное обвинение, по твоим словам, выходит из пределов поэзии; я не согласен. Куда не досягает меч законов, туда достает бич сатиры. Горацианская сатира, тонкая, легкая и веселая не устоит против угрюмой злости тяжелого пасквиля. Сам Вольтер это чувствовал. Ты упрекаешь меня в том, что из Кишенева, под эгидою ссылки, печатаю ругательства на человека, живущего в Москве. Но тогда я не сомневался в своем возвращении. Намерение мое было [е]хать в Москву, где только и могу совершен[но] очиститься. Столь явное нападение на гр.[афа] Толстого не есть малодушие. Сказывают, что он написал на меня что-то ужасное. Журналисты должны были принять отзыв человека, обруганного в их журнале. Можно подумать, что я с ними за одно, и это меня бесит. Впроччем я свое[?] дело сделал и[?] с Толстым[?] на бумаге более связываться не хочу. Я бы мог оправдаться перед тобой сильнее и яснее, но уважаю твои связи с человеком, который [65] переделано из которым так мало на тебя походит.

Каченовский представитель какого-то мнения! voilа des mots qui hurlent de se trouver ensemble [66] Вот слова, которые вопиют, находясь друг подле друга. . Мне жаль, что ты не вполне ценишь прелестный талант Баратынского. Он более чем подражатель подражателей, он пол[о]н истинной элегической поэзии. Шильонского Узника еще не читал. То, что видел в С.[ыне] О.[течества], прелестно….

Ты меня слишком огорчил, предположением, что твоя живая поэзия приказала долго жить. Если правда — жила довольно для славы, мало для отчизны. К счастию не совсем тебе верю, но понимаю тебя — лета клонят к прозе, и если ты к ней привяжешься не на шутку, то нельзя не поздравить Европейскую Россию. Впроччем, чего тебе дожидаться? неужели тебя пленяет ежемесячная слава Прадтов? Предприими постоянный труд [, пиши] [?] в тишине самовластия, образуй наш метафизической язык, зарожденный в твоих письмах — а там что бог даст. Люди, которые умеют читать и писать, скоро будут нужны в России, тогда надеюсь с тобою более сблизиться; покаместь обнимаю тебя от души.

П.

Посылаю тебе поэму в мистическом роде — я стал придворным.

4 сентября.

На прошедшей почте — (виноват: с Долгоруким) — я писал к отцу, а к тебе не успел, а нужно с тобою потолковать кой о чем. Во-первых о службе. Если б ты пошел в военную — вот мой план, который предлагаю тебе на рассмотрение. В гвардию тебе не за чем; служить 4 года юнкером вовсе не забавно. К тому же тебе нужно, чтоб о тебе немножко позабыли. Ты бы определился в какой-нибудь полк корпуса Раевского — скоро был бы ты офицером, а потом тебя перевели бы в гвардию — Раевской или Киселев — оба не откажут. Подумай об этом, да пожалуйста не слегка: дело идет о жизни. — Теперь, моя радость, поговорю о себе. Явись от меня к Никите Всеволожскому — и скажи ему, чтобы он ради Христа погодил продавать мои стихотворенья, до будущего года — если же они проданы, явись с той же прозьбой к покупщику. Ветренность моя и ветренность моих товарищей надела[ла] мне беды. Около 40 билетов розданы — само по себе разумеется, что за них я буду должен заплатить. В послании к Ов..[идию] перемени таким образом:

К стати об стихах: то, что я читал из Ш.[ильонского] Узн.[ика], прелесть. С нетерпением ожидаю успеха Орлеанской Ц[-]. Но актеры, актеры! — 5-стоп.[ные] стихи без рифм [67] без рифм вписано требуют совершенно новой декламации. Слышу отсюда драммоторжественный рев Глухо-рева. Трагедия будет сыграна тоном Смерти Роллы. Что сделает великолепная Семенова, окруженная так, как она окружена? Господь защити и помилуй — но боюсь. Не забудь уведомить меня об этом и возьми от Жуковского билет для 1-го представления на мое имя. Читал стихи и прозу Кю[хельбекера] — что за чудак! Только в его голову могла войти жидовская мысль воспевать Грецию, великолепную, классическую, поэтическую Грецию, Грецию, где всё дышет мифологией и героизмом — славяно-русскими стихами, целиком взятыми из Иеремия. Что бы сказал Гомер и Пиндар? — но что говорят Дельвиг и Баратынский? Ода к Ермо[лову] лучше, но стих: Так пел в Суворова влюблен Державин… слишком уже греческой — стихи к Грибоедову достойны поэта, некогда написавшего — Страх при звоне меди заставляет народ, устрашенный, толпами стремиться в храм священный. Зри, боже! число, великий, унылых, тебя просящих, сохранить [и]м [68] прорвано — цел труд, многим людям — принадлежащий и проч. Справься об этих стихах у б.[арона] Дельвига. Батюшков прав, что сердится на Плетнева; на его [бы] месте я бы с ума сошел со злости — Б. из Рима не имеет человеческого смысла, даром что новость на Олимпе очень мила. Вообще мнение мое, что Плетневу приличнее проза, нежели стихи — он не имеет никакого чувства, никакой живости — слог его бледен, как мертвец. Кланяйся ему от меня (т. е. Плетневу — а не его слогу) [69] слова в скобках вписаны и уверь его, что он наш Гёте.

А. П.

Mon père a eu une idée lumineuse — c'est celle de m'envoyer des habits — rappelez-la lui de ma part. [70] Отцу пришла в голову блестящая мысль — прислать мне одежды, напомни ему от меня об этом.

Еще слово — скажи Cлёнину, чтоб он мне присылал Сукина Сына Отечества 2-ю половину года. Может вычесть, что стоит, из своего долга.