Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

Денис Давыдов.

13 октября. Москва.

P. S. Да объяви ради бога в газетах, где подписываться на Современника. Ведь ты от молчания своего об этом много теряешь особенно в провинциях; я знаю многих, которые не подписались на твой журнал от незнания к кому прибегнуть.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

В № 3 Современника есть престранная статья: это Письмо к Издателю (стр. 321). Г. А. Б. взялся быть адвокатом г. Сенковского, т. е. адвокатом Биб.[лиотеки] для Чте.[ния], ибо, хотя в программе этого журнала и сказано, что в составлении его будут участвовать известнейшие русские литераторы, но он есть не что иное, как печатный оный г. Сенковский с товарищи: Бароном Брамбеусом, Морозовым, Белкиным, Тютюнджи-Оглу, Хаджи-Бабою и проч. и проч. со всеми их принадлежностями…

Мне кажется, г. А. Б. взял на себя напрасный труд: защищать Биб.[лиотеку] для Чте.[ния], значит — спорить с целым светом: она слишком резко выказала себя во всем своем блеске и величии; уронить ее достоинства, так же как защитить недостатки, или лучше сказать, излишества (les extrêmes se touchent [1455]), никто не может и обвинения статьи № 1-го Современника совсем не так маловажны, как это кажется г. А. Б.

1. Г. Сенковский исключительно завладел отделением критики и проч.

2. Г. Сенковский переправляет статьи, ему доставляемые для помещения в Библиотеке.

„Первые два обвинительные пункта, — говорит г. А. Б., — относятся к домашним, так сказать, распоряжениям книгопродавца Смирдина и до публики не касаются“. — Странная мысль! — Во-первых, к домашним распоряжениям относятся приказы — повару, кучеру и т. п., во-вторых, кто составляет публику? — Мы же, авторы и читатели. — Для читателей всё равно, с переделкой, или без переделки напечатана доставленная в редакцию, или, как говорит распорядитель Биб.[лиотеки] для Чте.[ния], в Дирекцию статья; но каково бедному автору — не узнать своего собственного произведения! Я полагаю, что ежели статья не достойна занять страницу в журнале, то лучше отказать ей на чисто.

3. Г. Сенковский в своих критических суждениях не всегда соблюдает тон важности и беспристрастия. Главная обязанность критика — быть благородно-беспристрастным…

Я согласен, что много есть сочинений, возбуждающих шутку критика, но шутка должна быть благопристойна, и критик не должен позволять себе выражений дерзких, оскорбительных, какими наполнены страницы Биб.[лиотеки]для Чте.[ния]. — И что такое все эти остроты, бедные, жалкие, пошлые, приторные, оскорбляющие чувство благовоспитанного человека! Тем более это оскорбительно, ежели дело идет о сочинении, заслуживающем внимание всякого образованного человека, или об авторе известном.

Барон Брамбеус (мы привыкли называть г. Сенковского этим именем) хочет распространить свой особенный образ мыслей, с которым трудно согласиться — К тому же он смеется над всем и над всеми… Как назвать это стремление — уронить, помрачить, смешать с грязью произведение, имеющее непомрачаемое достоинство? — Не оскорбленное ли это самолюбие? — [Не чувство ли] Сознание это собственного ничтожества? — Неужели Фантастические путешествия, Записки домового и прочие сочинения бар.[она] Брам.[беуса] достойны занимать место в избранной библиотеке любителя просвещения? — Прекрасна в № 11 Москов.[ского Наблюд.[ателя] притча об орле и воро́не (стр. 354).

4. Г. Сенковский не употребляет местоимений сей и оный.

Из шутки бар. Брам.[беус] завел сурьозный процесс в каком-то фантастическом департаменте. И всякая шутка должна иметь границы, а продолжительная делается приторною и наконец наскучает.

„Вольно же было публике, — говорит г. А. Б., — и даже некоторым авторам принять ее за чистую монету“ — „Mais, si ce n’était que plaisanterie, pourquoi nous mistifier de la sorte?“ [1456]— Не слишком ли это дерзко? — И не так ли же дерзки вышеприведенные слова г. А. Б.?

5. Г. Сенковский имеет около 5000 подписчиков .

Этого рецензент Современника не ставит в обвинение г. Сенковскому и, вероятно, не из зависти упомянул об этом. Но Биб.[лиотека] для Чте.[ния] имела 5000 подписчиков, теперь же, как и нам известно, число их значительно уменьшилось, так же как и все лучшие авторы отказались от участия в Биб.[лиотеке] для Чте.[ния]; остались г. г. Сенковский, под тысячью одним именем, для разнообразия, Тимофеев и еще весьма не многие — и это тоже доказывает, что г. А. Б. взял на себя напрасный труд — быть адвокатом Биб.[лиотеки] для Чте.[ния].

Не могу понять, какие статьи г. Сенковского достойны занять место в лучших европейских журналах? — Не та ли, между прочим, где он говорит, что лице герцогини Абрантес задорно (Б. д. Ч.1834 г. № 4, Смесь, стр. 43)? — Извините! так говорят только в неприличных местах.

„В показаниях его (г. Сен.[ковского]) касательно Востока, — говорит г. А. Б., — мы должны верить ему, как люди непосвященные“. — Этим-то и пользуется г. Сенковский — не идти же нам на место уличать его… Он до такой степени пристрастился к Востоку, что всё, по крайней мере, всё в литературе, делает по-восточному — да простит ему Магомет!

„Он издает Библиотеку, — продолжает г. А. Б., — с удивительною сметливостию, с аккуратностию, к которой не приучили нас русские журналисты“. — Этому надо отдать справедливость; но и сметливость, правда, удивительна! —

Г. А. Б. от лица своей публики, как видно, благодарит г. Сенковского.

1. За разнообразие статей — мне они кажутся очень однообразны.

2. За полноту книжек — но говорят — велика Федора…

3. За свежие новости европейские , — но все они искажены и многие выдуманы, и

4. Даже за отчет о литературной всячине . — Не знаю, что рецензент называет всячиною , неужели это значит: отчет о литературе? — C’est par trop fort!.. [1457] Но в отчете не добьешься никакого толку, не знаешь, что хочет сказать критик — хвалит ли он сочинение, или бранит, и вообще в его отчетах заметен тон какого-то презрения, негодования, даже какая-то желчная злость. — Может быть в Твери это нравится, но я здесь изложил мнение нашей южной публики, — я только отголосок этого мнения.

Так как главный предмет письма г. А. Б. есть защита г. Сенковского, то прочие пункты я оставляю без рассмотрения и кончаю здесь мое письмо, прося Вас покорнейше — дать ему место в издаваемом Вами журнале.

С истинным почтением честь имею быть

Вашим, Милостивый государь! покорнейшим слугою. Петр Мартос .

1836 года Октября13 ч.[исла] Одесса.

Вчерашняя посылка твоя мне драгоценна во всех отношениях и останется у меня памятником. Право, жалею, что государственная служба отняла у нас историка. Не надеюсь тебя заменить. Прочитав эту номенклатуру, я испугался и устыдился: большая часть цитованных книг мне неизвестна. Употреблю всевозможные старания, дабы их достать. Какое поле — эта новейшая Русская история! И как подумаешь, что оно вовсе еще не обработано, и что кроме нас, русских, никто того не может и предпринять! — Но история долга, жизнь коротка, а пуще всего, человеческая природа ленива (русская природа в особенности). До свидания. Завтра, вероятно, мы увидимся у Мясоедова.