Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

Скажи теперь по совести, прав ли я в своих предсказаниях на счет твоих доходов. Воспользуйся же еще нынешней зимой, а летом нет продажи книг. Если ты не решился выписывать писаря, пришли мне черновые бумаги; я или сам перепишу, или найму; потом всё переписанное перешлю тебе для сверки или поправок; тогда ты обратно мне перешлешь бумаги, и я приступлю к печатанию. В твоей воле, что теперь начать: второе ли издание Разн.[ых] Стихот.[ворений] (но в этом случае, надобно что-нибудь прибавить; потому что в другой раз некоторых пиес уж не пропустят), Бориса ли, Онегина ли, или Цыганов. Только сделай милость, не медли. Остается не более двух месяцев, в которые еще можно что-нибудь сделать. Жуковский особенно просит прислать Бориса. Он бы желал его прочесть сам, и еще (когда позволишь) на лекции его. Другая его к тебе коммисия состоит в том, чтобы ты написал к нему письмо серьиозное, в котором бы сказал, что, оставляя при себе образ мыслей твоих, на кои никто не имеет никакого права, не думаешь играть [11] играть переделано из более словами никогда, которые бы противоречили какому-нибудь всеми принятому порядку. После этого письма он скоро надеется с тобою свидеться в его квартире.

Что велишь делать с твоими деньгами? Хоть я не привел в совершенно аккуратный счет всю операцию нынешнего издания, но имею в руках (кроме издержанных на некоторые к тебе посылки, отосланной по твоему требованию тысячи , употребленных на издание и заимообразно отданных Дельвигу двух тысяч) пять тысяч еще. Распоряжайся, милый, поскорее. Ты мне давно не писал. Жду нетерпеливо твоего ответа. Что скажешь об Эде? Скажи П.[расковье] А.[лександровне], что Крылов еще не вышел, также и Сев.[ерные] Цветы. Всё пришлю, как скоро появится.

Б[аратынс]кий вышел в отставку и живет в Москве. Брат твой здоров. Карамзину и Гнедичу лучше. Жуковский страдает гимороидами. Я весь к твоим услугам. Обнимаю тебя.

Плетнев.

Карамзин болен! — милый мой, это хуже многого — ради бога успокой меня, не то мне страшно вдвое будет распечатывать газеты. Гнедич не умрет прежде совершения Илиады — или реку в сердце своем: несть Феб. Ты знаешь, что я пророк. Не будет Вам Бориса, прежде чем не выпишите меня в П.[етер]Б.[ург] — что́ это в самом деле? стыдное дело. Сле-Пушкину дают и кафтан, и часы, и полу-медаль, а Пушкину полному — шиш. Так и быть: отказываюсь от фрака, штанов и даже от академического четвер[та]ка (что мне следует), по крайней мере пускай позволят мне бросить проклятое Михайловское. Вопрос: Невинен я или нет? но в обоих случаях давно бы надлежало мне быть в П.[етер] Б.[урге]. Вот каково быть верноподданным! забудут и квит. Получили ли мои приятели письма мои дельные, т. е. деловые? Что ж не отвечают? — А ты хорош! пишешь мне: переписывай да нанимай писцов Опоческих, да издавай Онегина. Мне не до Онегина. Чорт возьми Онегина! я сам себя хочу издать или выдать в свет. Батюшки, помогите.

3 марта.

Адрес: Его высокоблагородию Петру Александровичу Плетневу

в С.-Петербург в Екатерининском институте.

Поручая себя ходатайству Вашего дружества, вкратце излагаю здесь историю моей опалы. В 1824 году явное недоброжелательство графа Воронцова принудило меня подать в отставку. Давно расстроенное здоровье и род аневризма, требовавшего немедленного лечения, служили мне достаточным предлогом. Покойному государю императору не угодно было принять оного в уважение. Его величество, исключив меня из службы, приказал сослать в деревню за письмо, писанное года три тому назад, в котором находилось суждение об афеизме, суждение легкомысленное, достойное конечно всякого порицания.

Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть его величеству угодно будет переменить мою судьбу. Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости.

7 марта 1826.

Александр Пушкин.

С.[ело] Михайловское.

Адрес: Василию Андреевичу Жуковскому.

Мой милый, очень благодарен тебе за все известия. — Вместе с твоим получил я письмо и от Заикина с уведомлением о продаже Стих.[отворений] А.[лександра] П.[ушкина] и с предложениями. Ты говоришь, мой милый, что некоторых пиэс уже цензор не пропустит; каких же? А. Шенье? итак погодим с новым изданием; время не уйдет, всё перемелится — будет мука — тогда напечатаем второе, добавленное, исправленное изд. (однако, скажи; разве были какие-нибудь неудовольствия по случаю моих Стихотв.[орений]? или это одни твои предположения?) Знаешь ли? уж если печатать что, так возьмемся за Цыганов. Надеюсь, что брат по крайней мере их перепишет — а ты пришли рукопись ко мне — я доставлю предисловие и м. б. примечания — и с рук долой. А то всякой раз, как я об них подумаю или прочту слово в журн., у меня кровь портится — в собрании же моих поэм для новинки поместим мы другую повесть в роде Верро , которая у меня в запасе. Жду ответа.

При сем письмо к Ж.[уковскому] в треугольной шляпе и в башмаках. Не смею надеиться, но мне бы [12] бы переделано из было сладко было получить свободу от Ж.[уковского], а не от другого — впроччем держусь стоической пословицы: не радуйся нашед, не плачь потеряв.

Какого вам Бориса, и на какие лекции? в моем Борисе бранятся по-матерну на всех языках. Это трагедия не для прекрасного полу.

Прощай, мой друг; деньги мои держи крепко, никому не давай. Они мне нужны. Сдери долг и с Д.[ельвига]. [13] Последний абзац написан сбоку письма.

Vous devez être maintenant à Михайловское depuis longtemps — voilà tout ce que je puis savoir au juste sur votre compte — longtemps j'ai balancé si je vous écrirai avant de recevoir une lettre de vous; mais comme la réflexion ne me sert jamais de rien, j'ai fini par céder au désir que j'avais de vous écrire. Mais par quoi commencerais-je et que vous dirais-je. Je crains et je ne puis laisser aller ma plume; Dieu, pourquoi ne suis-je pas partie avant, pourquoi — mais non, mes [14] Переделано из les regrets ne servent à rien — ils ne seront peut-être [pour vous] qu'un triomphe pour votre vanité, il est très probable que vous ne vous rappelez plus les derniers jours que nous avons passés ensemble. Je suis fâchée de ne vous avoir pas écrit les premiers jours de mon arrivée, ma lettre aurait été charmante; mais aujourd'hui cela m'est impossible, je ne puis être que tendre et je crois que je finirai par déchirer cette lettre. [Il est presque] Savez vous que je pleure en vous écrivant, cela me compromet, je le sens; mais c'est plus fort que moi, je ne puis me vaincre. Il est presque sûr que je reste ici, ma chère Mère l'a arrangé sans me demander mon avis — elle dit que c'est une grande inconséquence de ma part de ne pas vouloir rester maintenant quand en hiver je voulais partir seule même! Voyez que vous êtes fautif de tout vous-même — dois-je maudire ou bénir la providence de vous avoir envoyé [sur mon chemin] à Trigorsk? — Si encore vous m'en voudrez d'être restée ici, vous serez un monstre après cela, — entendez vous, Monsieur. Je ferai tout mon possible de ne pas rester, je vous donne ma parole, et si je ne réussis pas, croyez que cela ne sera pas ma faute. Ne croyez cependant pas que cela soit peut-être parce que je n'ai personne ici — loin de cela, j'ai trouvé [ici] un Cousin charmant qui m'aime passionnément et ne demande pas mieux que de me le prouver à votre manière si je le voulais. Ce n'est pas un uland comme vous le supposerez peut-être, mais un officier de la garde, un charmant jeune homme et qui ne me fait d'infidélité pour personne, entendez-vous? Il ne peut supporter l'idée que j'ai passé tant de temps avec vous, un aussi grand libertin. Mais hélas! je ne sens rien à son approche — sa présense ne fait naître aucune émotion en moi. Je crois toujours recevoir une lettre de vous, quelle jouissance cela serait pour moi. Cependant je n'ose vous le demander, je crains même que je ne pourrais pas vous écrire, car je ne sais, si je pourrais cacher mes lettres de mes Cousines — et alors que pourrais-je vous dire — j'aime mieux ne point recevoir de vos lettres aussi que d'en avoir de pareilles à celles de Riga. Pourquoi ne vous ai-je pas quitté à présent avec l'indifférence d'alors — pourquoi Netty n'est-elle pas venue me chercher alors? Peut-ètre nous nous serions séparés autrement. Cette lettre sous différents prétextes je ne lui ai pas montrée en disant que c'est à A.[nnette] K.[ern] que j'écrivais. Mais je ne pourrais pas le faire toujours sans donner du soupçon. Malgré toute mon étourderie et mon inconséquence vous avez su me rendre discrète. Je parle de vous aussi peu que possible, mais je suis triste et je pleure. Je suis bien folle cependant, car je suis sûre que pour vous vous pensez à moi avec beaucoup d'indifférence déjà et dites peut-être des horreurs de moi, tandis que moi! — J'ai oublié de vous dire que Maman a trouvé que vous étiez triste à notre départ. Ему, кажется, нас жаль ! Mon désir de retourner lui donne du soupçon et je crains de trop presser. Adieu, je vous fais une grimace .