Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

14-го.

Не забудь привезти, или прислать шампанское.

И письмо твое, любезный Пушкин, и твое милое воспоминание, всё оживило закатившуюся мою молодость — и обратило меня к временам протекшим, в кои так сладко текла наша жизнь и утекала. Если она не обильна была блеском и пышностию, то разными происшествиями может украсить несколько страниц нашего романа! —

Ты переменяешь свое положение! — поздравляю тебя! — Не вхожу в расчеты, заставляющие тебя откинуть беспечную холостую жизнь; желаю тебе только счастия — и с переменою жизни неизменных чувств к своим друзьям. Судьба может еще соединить нас — и, может быть, весьма скоро, тогда я потребую от тебя прежнего расположения и искренности — и за чашей, в края коей вольется полная бутылка, мы учиним взаимную исповедь во всех наших действиях и помышлениях. —

Ты, спрашивая меня о Кишеневе, вероятно забыл, что уже третий год я нахожусь в Валахии; но если ты никем не извещен о всем, что произошло в Бессарабии, то я могу тебе дать краткий отчет: —

M-me Стамо и Еврейка овдовели — и наконец свободны от мужей. — Дела отца Пулхерии, порученные мне лордом Мидасом, я успел поправить в его пользу, — и она теперь могла бы обворожить Горчакова более, нежели в те времена, когда он ей жертвовал жизнию — откинув страх быть твоим соперником. Инзов поселился в Болграде настоящим Бюфоном и Бонетом, разводит сады, кормит птиц, делает добро — и без него всё управление идет своим порядком или беспорядком. — Худобашев в отставке и живет в Кишеневе для украшения города. Липранди, с грехом пополам прослужа Турецкую кампанию, проев и пропив кучу денег в обоих Княжествах, наконец, женился в Букаресте — и по чувствам (как уверяет). По вызову начальства, он должен был отправиться в Тульчин, оставя жену в одном маленьком городке ожидать его возвращения — и, как кажется, ей можно прочесть стих Детуша:

С весной мы ожидаем окончания нашего управления в Княжествах, — и потому направление мое будет прямо к вам, друзья мои; приготовьте мне теплинькую комнатку и ваканцию в Аглинском клобе. Но прежде нежели сбудется мое желание, я прошу тебя, старый друг, пришли мне Годунова, Онегина и еще кое-что питательное для души моей. Я прежде имел от тебя подобные сюрпризы, а теперь они еще будут иметь двойную цену, потому что я почти начинаю забывать по-русски. — Ты можешь всё, мной требуемое, передать Киселеву, который, зная мою к тебе привязанность и жадность к твоим произведениям, поспешит ко мне отправить. — Прости.

Алексеев. 14-е генваря Букарест.

Ночью. Половина 1-го часа. Середа. 14 января, 1831. С.п. бург.

Я не могу откладывать, хотя бы не хотел об этом писать к тебе. По себе чувствую, что должен перенести ты. Пока еще были со мною добрые друзья мои и его друзья, нам всем как-то было легче чувствовать всю тяжесть положения своего. Теперь я остался один. Расскажу тебе всё, как это случилось. Знаешь ли ты, что я говорю о нашем добром Дельвиге, который уже не наш? Еще в нынешнее воскресенье он говорил мне, что теперь он по крайней мере совсем спокоен. Начало его болезни случилось во вторник, за неделю, т. е. 6-го числа. Но эта болезнь, простуда, очень казалась обыкновенною. 9-го числа он говорил со мною обо всем, нисколько не подозревая себя опасным. В воскресенье показались на нем пятна. Его успокоили, уверив, что это лихорадочная сыпь, и потому-то он принял меня так весело, сказав, что теперь он спокоен. Понедельник и вторник, т. е. 12 и 13 он был в беспамятстве горячки. В середу в 7-ом часу вечера Петр Степанович, приехав ко мне, сказал, что он, по признанию докторов, в опасности. За ним вскоре приехал Гнедич с Лобановым, которые заезжали туда и слышали, что он близок к разрушению. В 9-ом часу я отправил туда человека, который возвратился с ужасною вестию, что ровно в 8-мь часов его не стало. И так в три дни явная болезнь его уничтожила. Милый мой, что ж такое жизнь?

17 января 1831 г. Остафьево.

Сделай милость, прочитай и перечитай с бдительным и строжайшим вниманием посылаемое тебе и укажи мне на все сомнительные места. Мне хочется, по крайней мере в предисловии, не поддать боков критике. Покажи после и Баратынскому, да возврати поскорее, отослав ко мне в дом Демиду. Нужно отослать в Петерб.[ург] к Плетневу, которому я уже писал о начатии печатания Адольфа. Посаженая мать спрашивает, когда прикажешь ей сесть и просит тебя дать ей за неделю знать о дне свадьбы.

До свидания. Покажи же Годунова.

17-го.

Надобно ли в замечании задрать киселем в [-] Адольфа Полевого, или пропустить его без внимания, comme une chose non avenue? [501]

Милостивый государь Александр Христофорович

С чувством глубочайшей благодарности удостоился я получить благосклонный отзыв государя императора о моей исторической драме. Писаный в минувшее царствование, Борис Годунов обязан своим появлением не только частному покровительству, которым удостоил меня государь, но и свободе, смело дарованной монархом писателям русским в такое время и в таких обстоятельствах, когда всякое другое правительство старалось бы стеснить и оковать книгопечатание.

Позвольте мне благодарить усердно и Ваше высокопревосходительство, как голос высочайшего благоволения и как человека, принимавшего всегда во мне столь снисходительное участие.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностию, есмь милостивый государь Вашего высокопревосходительства покорнейший слуга. Александр Пушкин.

18 января 1831 Москва.

Вчера получили мы горестное известие из П.[етер]Б.[урга] — Дельвиг умер гнилою горячкою. Сегодня еду к Салтыкову, он вероятно уже всё знает. Оставь Адольфа у меня — на днях перешлю тебе нужные замечания.

Адрес: Кн. Вяземскому.

Что скажу тебе, мой милый? Ужасное известие получил я в воскресение. На другой день оно подтвердилось. Вчера ездил я к Салтыкову объявить ему всё — и не имел духу. Вечером получил твое письмо. Грустно, тоска. Вот первая смерть мною оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нем как русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оставался на виду — около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели. Считай по пальцам: сколько нас? ты, я, Баратынский, вот и всё.