Макс Неттлау - Анархизм и религия

Наука сделала такие успехи со времени 40-х годов XIX века, что руководящая роль философии, достигнувшей полного расцвета при Гегеле, отжила свое время, и теоретический материализм XVIII века - в духе учения Гольбаха - отныне уступил свое место материализму естественных наук - учениям Молешотта, Фогта, Бюхнера. Начиная с 60-х годов, руководящая роль перешла к эволюционной теории, представленной развивающимся дарвинизмом. На идее дарвинизма вырос Кропоткин и стал восторженным последователем его и самостоятельным наблюдателем. Он ввел социальные идеи (прогресс путем взаимопомощи) наряду с идеями, подсказанными капиталистической средой (прогресс путем соперничества и борьбы за жизнь) в социальные аспекты и выводы, построенные на росте естественных наук.

Нет места для Бога, "нет необходимости в этой гипотезе" ни в одной из этих наук или социальных идей - таков вывод, подсказывавшийся результатами наук. Эти результаты исправлялись в подробностях и росли вширь и вглубь из года в год, и враждовавшей с наукою теологии уж никогда более не удалось потрясти эти выводы.

Анархизм был и есть достаточно широк и достаточно крепко обоснован для того, чтобы быть в состоянии дружески приветствовать резкую критику Льва Толстого, направленную против политической власти и в то же время звать к социальной солидарности и не обращать никакого внимания на религиозные выводы Толстого. Анархизм может также оказать гостеприимство многим реформаторам, подобным толстовцам, крестьянским коммунистам (Голландия), Евгению Генриху Шмидту, Фредерику ван Эдену и многим другим антиавторитарным мыслителям и движениям с религиозным уклоном, соприкасающимся с более значительными и более цельными течениями анархизма. Чем более мы прогрессируем, тем менее будет возможно и желательно, чтобы все эти движения концентрировались вокруг общих программ, платформ и тому подобное, тем больше будет дифференциации.

Ввиду трудности доступа к полному анархизму для многих из тех, кто ныне привязан к авторитарной среде, незаконченность и отсутствие цельности взглядов будут здесь неизбежны, и эти недостатки не должны встречать высокомерного отношения со стороны счастливых обладателей законченного образования (какими себя считают некоторые люди), а наоборот, им надо оказать дружеский прием, чтобы закрепить подлинную солидарность, ибо всякая добросовестная попытка сотрудничества с нами всегда желательна.

Я не знаю, какие события или течения, после всего сказанного, делают это отношение анархистов к религии предметом спора в настоящее время в разных анархических группах. Спор идет теперь в Швеции, где христианские анархисты, посетившие Кропоткина в 1920 году, утверждают, что они открыли в нем религиозные склонности в ту эпоху. Я считаю это утверждение безусловной ошибкой и высказал это мнение на страницах стокгольмской газеты "Бранд". Никто не мог бы строже придерживаться точки зрения науки, какова она сейчас, и, следовательно, никто не мог бы быть дальше от "примитивных догадок" доисторических дикарей, из которых все еще состоит религия, чем Кропоткин.

Другой спор о религии завязался недавно в Нью-Йорке на страницах еврейской "Freie Arbeiter Stimme." Есть еще московские мистические анархисты, с теориями которых я совершенно расхожусь и с претензиями которых, если они заявят такие претензии на универсализацию их доктрин в анархическом движении, я бы столь же решительно разошелся бы. Помимо того, какие возражения можно было бы выдвинуть против них, как дружественных и неполных разновидностей анархизма на толстовской (или сходной с ней) либертарной основе? Они существуют, и мы не являемся инквизицией для уничтожения еретиков, желающих жить по-своему.

В своей исповеди 1851 года Бакунин дал императору Николаю поистине блестящую картину народного энтузиазма в Париже в феврале и марте 1848 года, после революции. Рассказав обо всех революционных известиях, получавшихся и восторженно приветствовавшихся, он заканчивает следующим гиперболическим парадоксом: если бы кто-нибудь стал распространять известие, что Бог был изгнан с небес и что на небесах объявлена республика, то народ, в своем безграничном энтузиазме, поверил бы этому известию и приветствовал бы небесную республику.

В наши же дни скорее можно сказать, что если бы распространилось известие о том, что на небесах объявлена диктатура и что Бог избран каким-нибудь военным диктатором, то этому известию могли бы поверить. Диктатуры носятся в воздухе, и религия благословляет Муссолини. В такие времена становится даже более возможным внедрение религии в анархизм. Теперь это более вероятно, чем в либеральные периоды. Вообще говоря, перед лицом общего расцвета авторитарного начала в эти годы, надо как можно тщательно охранять от этих влияний наши либеральные чувства и мысли. Там, где мы не можем завоевать новую почву новыми силами, мы, по крайней мере, не должны терять почвы вследствие халатности и беззаботности.

За девять месяцев до своей смерти Бакунин, с чувством удовлетворения наблюдая за борьбой с клерикализмом в то время, написал своему старейшему немецкому другу Августу Рейхелю в Берне (Лугано, 19 октября 1875 года):

"...Теперь мне кажется, что было бы опять полезно и необходимо поднять старый, забытый клич энциклопедистов: "раздавите гадину!" (то есть церковь) - и, как в дни моего старого фанатизма, когда я часто говорил: что вы толкуете мне о беспристрастии, мы беспристрастие предоставим Господу, - так теперь я опять начинаю очень мало заботиться об отвлеченной справедливости: все, что уничтожает поповство и попов, хорошо и правильно для меня...".

Таков совет умирающего Бакунина в момент, когда попы поднимали головы, и о котором надо вспомнить теперь, когда они, по-видимому, снова поднимают головы под крыльями нынешней всеобщей реакции.

1930