Бенджамин Таккер - Свобода, равная для всех

Такова экономическая программа государственного социализма по Карлу Марксу.

К чему приведет дальнейшее развитие этого начала власти, если его приложить к экономической сфере, нетрудно угадать. Оно приведет к абсолютному надзору большинства за поведением индивида. Право такого надзора уже признается государственными социалистами, хотя они утверждают, что в действительности индивиду будет предоставлено гораздо больше свободы, чем та, которой он пользуется в настоящее время. Но она ему будет лишь предоставляться, он не сможет претендовать на нее, как на нечто неотъемлемое. Общество не будет построено на гарантии равного пользования самой широкой свободой, какая только возможна.

Свобода будет лишь терпима и в любую минуту сможет быть отнята. Конституционные гарантии будут бессильны. В стране государственного социализма будет лишь один конституционный параграф: «Право большинства непререкаемо».

Утверждение государственных социалистов, что это право не будет осуществляться в случаях, касающихся самых интимных и частных сторон индивидуальной жизни, отнюдь не подтверждается историей правительств. Власть всегда стремилась усугубиться, расширить свою сферу, перешагнуть границы, отведенные ей; и там, где привычка сопротивляться такому искушению не встречает поощрения, а индивид не приучен ревниво охранять свои права, индивидуальность мало-по-малу исчезает, и правительство или государство становится всемогущим фактором жизни. Контроль, конечно, сопутствует ответственности. Поэтому, при системе государственного социализма, считающей общество ответственным за здоровье, материальную обеспеченность и здравомыслие индивида, общество в лице своего большинства, конечно, все больше будет стремиться регламентировать гигиенические и другие условия жизни, будет разрушать, а в конце-концов и совсем убьет личную независимость, а вместе с нею и всякое чувство индивидуальной ответственности.

Что бы государственные социалисты ни утверждали и ни опровергали, их система должна будет в конце-концов выродиться в государственную религию, которую все обязаны поддерживать своими средствами и у алтаря которой все должны будут преклонить колени; в государственную школу медицины, у представителей которой все больные обязаны будут лечиться; в государственную систему гигиены предписывающую, что каждый должен есть, пить, носить и делать, а чего не должен; государственный кодекс нравственности, который не будет довольствоваться наказанием преступлений, но будет запрещать все, что большинство признает пороком; государственную систему народного просвещения, которая упразднит все частные школы, академии и гимназии; государственную детскую, в которой все дети должны будут воспитываться сообща, за счет государства; и наконец, государственную семью, в которой мужчине и женщине нельзя будет иметь детей, если государство запретит им это, и никто не сможет отказаться иметь детей, если государство потребует этого. Так власть дойдет до кульминационной своей точки, и Монополия достигнет наивысшего могущества.

Таков идеал последовательных социалистов-государственников, и цель, лежащая в конце пути, начертанного Карлом Марксом. Теперь последуем за Уорреном и Прудоном, пошедшими по иному пути – пути Свободы.

Он ведет нас к анархизму, который можно охарактеризовать, как учение о том, что все дела людей должны вестись отдельными личностями или добровольными союзами, и что государство должно быть упразднено.

Когда Уоррен и Прудон в поисках справедливости для труда натолкнулись на препятствие в лице классовых монополий, они увидели, что эти монополии опираются на власть; из этого они сделали вывод, что необходимо отнюдь не усилить эту власть и этим придать монополии универсальный характер, а наоборот, совершенно искоренить власть и дать полное развитие противоположному началу, свободе, сделав универсальной конкуренцию, прямую противоположность монополии. В конкуренции они видели могучее средство низвести цены до трудовой стоимости производства. Естественно, явился вопрос, почему все цены не падают до трудовой стоимости; куда отнести доходы, получаемые из иного источника, чем труд; словом, почему существует ростовщик, получатель процентов, ренты и прибыли. Объяснение было найдено в нынешней односторонности конкуренции. Оказалось, что капитал так обставил законодательство, что неограниченная конкуренция предоставлена человеку в сфере предложения производительного труда, вследствие чего заработная плата держится на уровне недоедания, близкого к голодной смерти; что большая свобода конкуренции предоставлена ему в сфере распределения, или торгового, посреднического труда, благодаря чему не цены товаров, а коммерческая прибыль с них держится на уровне, приблизительно соответствующем справедливому вознаграждению за торговый труд; но почти никакой конкуренции не дается ходу в сфере предложения капитала, от которого находятся в зависимости как производительный, так и распределительный труд, благодаря чему размер денежного процента, квартирной платы и земельной ренты держится на невыносимой для народа высоте.

Маркс, как мы видели, решил это тем, что объявил капитал вещью, отличной от продукта; он утверждал, что капитал принадлежит обществу, должен быть захвачен обществом и употреблен на цели общего блага. Прудон же смеялся над этим различием между капиталом и продуктом. Он утверждал, что капитал и продукт отнюдь не представляют собой двух различных видов богатства, но просто являются переменными условиями или функциями того же богатства; что всякое богатство испытывает беспрестанное превращение из капитала в продукт и из продукта снова в капитал, и этот процесс тянется бесконечно; что капитал и продукт – чисто социальные термины; что то, что есть продукт для одного человека, то для другого сейчас же становится капиталом, и наоборот; что если бы в мире существовала только одна личность, то все богатство было бы для нее одновременно капиталом и продуктом; что плод труда одного человека есть его продукт, который, будучи продан другому человеку, становится капиталом этого другого человека; что паровая машина в такой же мере является продуктом, как и пальто, а пальто такой же капитал, как и паровая машина, и что одним и тем же законам справедливости подчинено владение как первым, так и вторым.

По этим и другим соображениям Прудон и Уоррен не сочли возможным одобрить такую меру, как захват капитала обществом. Однако, противясь социализации права собственности на капитал, они стремились социализировать его последствия, сделав пользование капиталом благодетельным для всех, между тем как обыкновенно он служит средством обогащения немногих за счет разорения большинства. Они увидели, что этого можно достигнуть подчинением капитала естественному закону конкуренции, что понизить цену пользования им до уровня стоимости – то есть расходов, необходимых для распоряжения капиталом и перемещения его. Тогда они развернули знамя Абсолютной Свободы Торговли, свободы как внутренней торговли, так и внешней. Под этим знаменем они начали борьбу с монополиями, будь то всеобъемлющая монополия государственных социалистов или различные классовые монополии, господствующие ныне.