Бенджамин Таккер - Свобода, равная для всех

Другой желает, чтобы все были собственниками.

Первый говорит: «Делай то, чего желает правительство».

Второй говорит: «Делай то, чего сам желаешь».

Первый грозит деспотизмом.

Второй обещает свободу.

Первый делает гражданина подданным государства.

Второй делает государство слугою гражданина.

Один объявляет, что рождение нового мира будет сопряжено с мучениями.

Другой заявляет, что истинный прогресс никому не причинит страданий.

Первый верит в социальную войну.

Второй верит только в мирную работу.

Один стремится повелевать, регулировать, законодательствовать.

Другой желает свести до минимума необходимость повелевать, регулировать, законодательствовать.

За первым последовала бы самая жестокая реакция.

Второй откроет прогрессу безграничные горизонты.

Первый потерпит неудачу; второй добьется успеха.

И тот и другой желают равенства.

Один для этого считает нужным пригнуть головы, поднятые слишком высоко.

Другой – поднять головы, склонившиеся слишком низко.

Один видит равенство в общем подчинении игу.

Другой хочет обеспечить его полной свободой.

Один нетерпим, другой толерантен.

Один запугивает, другой ободряет.

Один желает поучать всех и каждого.

Другой желает дать каждому возможность учиться самостоятельно.

Первый желает всем оказывать поддержку.

Второй желает дать каждому возможность самостоятельно поддерживать себя.

Один говорит:

Земля – государству.

Руда – государству.

Орудие труда – государству.

Продукт – государству.

Другой говорит:

Земля – земледельцу.

Руда – рудокопу.

Орудие труда – трудящемуся.

Продукт – производителю.

Есть только два социализма.

Один находится в стадии детства; другой – в стадии зрелого мужества.

Один принадлежит прошлому; другой – будущему.

Один уступит место другому.

Каждый должен выбрать тот или другой социализм или сознаться, что он вовсе не социалист».

Будущее тарифа, налогов, финансов, собственности, женщины, брака, семьи, избирательного права, народного образования, изобретений, литературы, искусства, личных привычек, особенностей характера, нравственности, религии, – все это определяется выводом, к которому человечество придет по кардинальному вопросу: обязан ли и в какой мере обязан индивид повиновением государству.

Приступая к этому вопросу, анархизм считает необходимым прежде всего дать точные определения терминам. Возьмем для примера термин «государство». Мы обозначаем словом «государство» учреждения, воплощающие в себе самый крайний абсолютизм, и учреждения, смягчающие его большей или меньшей дозой либерализма. Мы применяем это слово к таким агрессивным учреждениям, которые только нападают, и к таким учреждениям, которые до некоторой степени также покровительствуют и защищают. Но в чем сущность государства, в нападении или в защите, по-видимому, мало кто знает или желает знать. Сталкиваясь со столь различными взглядами, анархисты, призванные в мир для упразднения нападения и всех зол, из него вытекающих, приходят к выводу, что их поймут лишь в том случае, если они придадут определенный и общепризнанный смысл терминам, которыми приходится пользоваться, особенно словам «государство» и «правление». Отыскивая элементы, общие всем учреждениям, к которым применяется название «государственные», они нашли следующее: во-первых, нападение; во-вторых, присвоение исключительной власти над данной территорией и в ее пределах, обыкновенно осуществляемой с двоякой целью – наиболее полного угнетения подданных и расширения границ. Государство родилось из нападения и со дня рождения своего было агрессивным учреждением. Защита появилась впоследствии, под влиянием необходимости; и принятие государством на себя этой функции, несомненно предпринятое с целью усиления государства, в действительности и по существу было началом его разрушения. Возрастающее значение этой функции лишь свидетельствует о назревающем стремлении к упразднению государства. Поэтому анархисты утверждают, что не защита является существенным признаком государства, а нападение, посягательство. Но что такое нападение? Это просто другое название управления. Нападение, захват, управление – все это однозначащие термины. Сущность управления заключается в контроле, в руководстве, или в покушении на контроль. Тот, кто пытается контролировать другого, есть правитель, нападающий, захватчик. Природа такого нападения отнюдь не изменяется, будет ли оно произведено одним человеком на другого в духе обыкновенного преступления, или же одним человеком на всех других людей, по способу абсолютной монархии, или всеми людьми на одного по способу современной демократии. С другой стороны тот, кто сопротивляется покушениям ближнего руководить им, не есть ни нападающий, ни захватчик, ни правитель, а есть защитник, страж, покровитель. Внутренний характер такого сопротивления остается неизменным, будет ли оно оказано одним человеком другому человеку, наподобие самозащиты от преступника; или же одним человеком всем другим людям, когда он отказывается повиноваться деспотизму закона; или же всеми людьми одному человеку, когда народ восстает против тирана, либо члены общины добровольно соединяются, чтобы отразить преступника. Это различие между нападением и сопротивлением, между правлением и защитой представляет первостепенную важность. Без него не может быть построена правильная философия политики. На этом различии и других вышесказанных соображениях анархисты и строят необходимые определения. Вот, например, анархическое определение правления: подчинение ненападающего индивида внешней воле. А вот анархическое определение государства: воплощение принципа нападения в одной личности или банде людей, дерзающих действовать в качестве представителей или господ всего народа, живущего на данной территории.

Итак, вернемся к вопросу: какие отношения должны существовать между индивидом и государством? Обыкновенно он разрешается при помощи какой-нибудь этической теории, оперирующей понятием нравственного долга. Но анархисты не питают доверия к такому методу. Они совершенно не признают идеи нравственного долга, прирожденных прав и обязанностей. Все обязанности они считают не моральными, а социальными, да и то признают их обязательность лишь в том случае, если они приняты на себя человеком вполне добровольно и сознательно. Если человек входит в соглашение с несколькими людьми, то они вправе совместными силами заставить его выполнить условленное; но помимо таких соглашений ни один человек, насколько анархистам известно, не заключал еще договоров с Богом, или какой бы то ни было другой силой. Анархисты не только утилитаристы, но эгоисты в наиболее полном и крайнем значении этого слова. Единственной мерой прирожденного права является только сила. Всякий человек, называется ли он Биллом Сайксом или Александром Романовым, и всякая группа людей, будь то китайские головорезы или конгресс Соединенных Штатов, – имеют право, если в их руках сила, убивать или принуждать других людей, или подчинить весь мир своим целям. Право общества на порабощение индивида и право индивида на порабощение общества неравны между собою только потому, что их силы неодинаковы.