Иван Гончаров - Письма (1856)

До свидания.

Ваш Гончаров.

21 октября.

Женщины Ваших лет, Варвара Александровна, не называются старыми — Вы ошиблись: сам я в такой поре, что только от женщин пожилых лет мне и следует ждать внимания.

Очень жалею, что не могу исполнить ни той, ни другой Вашей просьбы: деньги у меня будут не прежде 1-го числа, а вечером сегодня звали меня играть в карты, а я дал […] [3] Далее часть текста утрачена. — Ред. я надеюсь Вас видеть.

Прошу покорнейше засвидетельствовать мое почтение m-r и m-me Одинцовым и Александру Илларионовичу, а затем быть уверенным в моем уважении и преданности

И. Гончаров.

27 окт[ября] 1856.

Пятница, 29 октября.

Я всё не решаюсь писать о Вас письмо к графине, Елизавета Васильевна: боюсь моим lettre d'introduction [4] рекомендательным письмом (фр.) испортить дело. Как-то странно выходит рекомендовать мне женщину женщине; моя компетентность не будет признана. Нельзя ли Вам отрекомендоваться к графине не через меня, а через какую-нибудь даму и побывать у графини до моего письма? Уже после Вашего визита мое письмо, может быть, было бы благовиднее и могло бы, пожалуй, оказать пользу.

Иначе мне не поверят, да еще, того гляди, взглянут как-нибудь странно на мое ходатайство.

Всего лучше, если какая-нибудь барыня или, например, граф Перовский выпросит у графини свидание с Вами, а я после этого свидания тотчас пошлю ей мое письмо. Словом, чтоб инициатива рекомендации исходила не от меня.

Надеюсь, что Вы разделите справедливость моей осторожности и поступите согласно этому.

Кланяюсь Вам дружески-усердно, также как и Евгении Петровне с Николаем Аполлоновичем.

И. Гончаров.

Постараюсь быть в воскресенье у Степана Семеновича.

Вот портрет Елизаветы Васильевны, который я взял у Левицкого уже после ее отъезда. Извините, милостивый государь Александр Илларионович, что я не предложил Вам другого портрета, сделанного Левицким же, по указанию Николая Аполлоновича: кроме сходства с оригиналом, он представляет еще идеал общей женской красоты; так искусно Никол[ай] Апол[лонович] уловил самую поэтическую сторону этой красоты. Если Вы позволите, я сохраню этот портрет у себя и буду поклоняться ему артистически.

Покорнейше прошу передать Елизавете Васильевне прилагаемую фотографию с группы литераторов, в том числе и меня. Авось, в обществе пяти моих товарищей Елизав[ета] Васильевна сохранит память и обо мне, одном из самых ревностных ценителей ее красоты, ума и прочих достоинств.

Еще просьба: Ваша сестрица (родная) при свидании оказала такое любезное внимание ко мне и к моим сочинениям, что я беру смелость представить ей через Ваши руки прилагаемый экземпляр моего сочинения «Русские в Японии», сочинения скучного и неважного, без поэзии, без героев и героинь, но я и не представляю его ей как замечательное произведение, а просто как — expression des hommages distingués, [5] выражение особого почтения (фр.) как сказано на заглавном листке. Моею обязанностию было бы сделать это самому, но я совсем одичал и почти никогда никуда не выхожу, кроме Майковых да еще одного или двух коротких домов.

Прилагаются также две брошюры о мысе Д[оброй] Н[адежды] и Сингапуре в дополнение к моим путевым запискам для библиотеки Елизаветы Васильевны.

Покорнейше прошу Вас выразить мое искреннее уважение Варваре Александровне, m-r и m-me Одинцовым и принять уверение в моем почтении и преданности.

И. Гончаров.

30 октября 1856.

Четверг.

Я виделся вчера с гр[афом] Безбородко: он очень благодарен за участие к журналу и сильно желает познакомиться с Вами, любезнейший Александр Васильевич. Поэтому мы уговорились сегодня же приехать к Вам часу во втором утром: будете ли Вы дома и свободны ли принять нас? Напишите два слова, так чтоб если Вам почему-нибудь нельзя, то я мог бы его теперь же известить, а то он понапрасну заедет за мной.

Но он предупредил меня, однако же, что ему прививали третьего дня оспу (теперь, говорят, свирепствует здесь натуральная оспа), и если появится сыпь, то он должен будет отложить свой визит до другого времени.

Итак, всё ли Вам равно, то есть нужно знать, во всяком ли случае Вы будете часов до 2-х или до 3-х дома.

До свидания.

Ваш

И. Гончаров.

Воскресенье.

Князь Щербатов просил меня просить Вас пожаловать к нему в эту пятницу и жаловать в прочие пятницы вечером: он очень желает познакомиться с редакторами и литераторами, чтобы иметь постоянные и прямые личные с ними сношения, между прочим, для объяснений по литературным и журнальным делам. Он просил также извинить его, пожалуйста, что он, заваленный по утрам докладами и просителями, не имеет возможности сделать визитов, а просит обойти эти церемонии. У князя найдете и профессоров, и ценсоров, и Дружинина… etc.

Хотя я надеюсь видеть Вас в понед[ельник] вечером у Кушелева, но счел нужным заранее предуведомить Вас о пятнице, на случай, если Вы, может быть, вздумаете завезти как-нибудь утром свою карточку к князю, а не то так отправимтесь к князю вместе прямо вечером, как заблагорассудите.

Вероятно, Вас уже известили, что «Отеч[ественные] записки» поступили на ценсуру ко мне и что с декабря я буду упражняться в весьма пристальном чтении их.

До свидания

Ваш

Гончаров.

Воскресенье. 18 ноябр[я].

Мне было дали «Соврем[енник]», но я упросил И.И. Лажеч[никова] перемениться: так и утверждено.

Как не явиться на Ваше приятное приглашение, любезнейший Александр Васильевич! И 4 часа — момент самый благоприятный для обеда, тем более что часов в семь мне понадобится уехать в другое место. Как же я рад, между прочим, Василью Петровичу! У Кушелева в понед[ельник] я буду или очень рано и тогда рано уеду, или же, напротив, явлюсь часу в одиннадцатом в исходе. Не уходите, пожалуйста, до меня. Не склоните ли Вы Льва Никол[аевича] и Василья Петр[овича] ехать туда же? Ну что с «эдаким» за церемонии! Я склонил Андрея Алекс[андровича]. Веселее бы было. Пусть в городе говорят, что «набежали как голодные собаки», — во-1-х, это не про нас говорят, а во-2-х, оно смешно.

Между тем я имею передать Вам приглашение князя Щербатова пожаловать к нему в эту пятницу вечером и вообще жаловать по пятницам: он очень желает познакомиться с редакторами и лучшими литераторами, чтобы, между прочим, иметь всегда возможность лично и прямо объясняться по делам литературы и вообще сблизиться с ними.