Николай Кузьмин - Возмездие

В покидаемой людьми столице явил себя во всей безжалостности Великий Голод.

Революция оказалась завлекательной исключительно в теории. Она не вынесла первого же столкновения с действительностью.

В голодной жизни учёных выпадали и светлые дни: вдруг выдавались пшено, мёрзлая картошка или турнепс. Иногда привозили «сущик», мелкую сушеную рыбёшку, похожую на щепки. Из «сущика» варился суп. Редкая конина считалась деликатесом. Её полагалось жарить на касторовом масле. Неожиданное счастье подвалило профессору Стрельникову: у него в Зоологическом саду сдох крокодил. Рептилию разрубили на куски и раздали сотрудникам. Гурманы уверяли, что мясо крокодила не отличить от осетрины.

Нужда заставила учёных обратиться к древнему способу добычи пропитания — к охоте. По садам и скверам Петрограда стали крадучись бродить ослабевшие старики с рогатками в руках. Они охотились на грачей. Резинки для рогаток добывались из женских рейтуз.

Академик Б. Тураев, известнейший историк, умер от дизентерии. Умирал он в ясной памяти и, будучи совершенно одинок, пел сам себе отходную молитву.

Умер от истощения академик А. Шахматов.

Покончили самоубийством профессора А. Иноземцев и В. Хвостов.

Академик И. Павлов, Нобелевский лауреат, вскопал на пустыре огород и засадил картофелем, капустой. Свой кабинет он превратил в склад овощей. Держался академик с подчёркнутой независимостью. Известность его в мире была настолько велика, что строптивого старика побаивался сам Зиновьев. Обычно тишайший и скромнейший человек, Павлов вдруг вызывающе нацепил на себя все царские ордена и не снимал их даже на своём огороде, демонстративно останавливался возле церквей и широко, истово крестился. В Москве прознали, что Павлова обхаживает представитель шведского Красного Креста, уговаривая его уехать из России. Ленин принялся звонить Зиновьеву. Отъезд такого учёного выглядел бы слишком скандально. Для начала академика прикрепили к продуктовому распределителю ВЧК. Затем ему спешно построили в Колтушках «столицу условных рефлексов». Ухаживание властей за Павловым достигло того, что хорошие пайки были выделены даже для его подопытных собак.

Однажды Павлова встретил ослабевший от недоедания академик А. Крылов. Он робко попросил:

— Иван Петрович, возьмите меня к себе в собаки!

Старик не на шутку обиделся:

— Умный человек, а такие глупости говорите!

Об академике В. Комарове стали потихоньку поговаривать, что от голода старик тронулся рассудком. Дело в том, что второе лето подряд между Большим и Средним проспектами не просыхала громаднейшая лужа, рассадник полчищ комаров и лягушек. Наблюдая за этой лужей, Комаров написал учёный реферат под названием «Флора Петроградских улиц». Он совался с нею в различные печатные издания, но понимания нигде не находил.

Неподалёку от Аничкова, на Обводном канале, бойко функционировал рынок. Там можно было при удаче продать что-либо из уцелевшего гардероба и разжиться ржавой селёдкой.

Неожиданное богатство свалилось на кладбищенских каменотёсов. Из Нью-Йорка их заваливали заказами на могильные памятники. Богатые евреи, родственники умерших петроградцев, платили долларами.

Возле Полицейского моста, в громадном тёмно-красном доме, поместился «Дом искусств» (ДИСК). Тремя фасадами дворец выходил на Мойку, Невский и Большую Морскую. Внизу, на первом этаже, находился Английский магазин.

ДИСК занял шикарную квартиру купца Елисеева на третьем этаже: высокие зеркальные залы, разноцветные гостиные, украшенные подлинниками выдающихся живописцев. Сохранилась даже статуя Родена. Обитатели ДИСКа полюбили собираться в роскошной столовой с витражами и громаднейшим камином.

Среди этого былого великолепия озябшие и голодные обитатели радовались добытым селёдкам. Кое-кому удавалось разжиться так называемым «игранным» сахаром: куски были чёрного цвета от грязи, ибо солдаты рассчитывались этими кусками, играя в карты.

На богатейшей кухне Елисеева продолжал обитать старый слуга Ефим. Тут же, мелко стуча копытцами по паркету, бегал шустрый поросёнок. Посетители звали его Ефимом.

В купеческой квартире находились роскошные русские бани с ковровым предбанником. Там, затворившись от всех, обитал угрюмый ожесточившийся Гумилёв. Иногда он взрывался и кричал: «Трудно дышать и больно жить!» Потом снова затворялся.

Суровый быт с турнепсом и селёдками накладывался на произвол властей. Распоряжением из Смольного время в Петрограде перевели на три часа вперёд. Население стало копошиться в темноте. Первой растерялась… пушка в Петропавловской крепости: она замолкла и уже не бухала в традиционный полдень. Распоряжением Зиновьева убрали трамвай из центра города, оставив всего одну линию на окраине, — для пролетариата. А буржуи пусть ходят пешком. На автомобилях по городу носилось одно начальство.

Новости переполняли многолюдный ДИСК. Рассказывали, что К. Циолковскому наконец-то назначили красноармейский паёк, а композитора А. Глазунова, директора консерватории, освободили от налога за рояль.

До предела нищеты дошёл сенатор В. Набоков (отец будущего писателя): он поместил в газетах объявление, что продает свой роскошный придворный мундир.

Однажды обитатели ДИСКа бросились к зеркальным окнам. По улице валила возбуждённая толпа. Вели избитого в кровь мальчишку-карманника. Толпа решала, как поступить с воришкой: утопить или расстрелять? Наконец постановили: утопить. Сбросили его в канал. Он стал барахтаться, пристал к берегу. Тогда какой-то солдат деловито прицелился и выстрелил. Мальчишка свалился в воду. Голосистые папиросники побежали по улице с радостными воплями: «Потопили, потопили!»

У писателя Гарина-Михайловского сын устроился в ЧК. Вскоре он арестовал двух своих сестёр, — якобы за «злостный шпионаж». Обоих девчонок расстреляли.

Внезапно арестовали Куприна и Блока. Причём ордена на арест подмахнул сам Зиновьев. Хлопотать за писателей принялись Андреева и Луначарский. В здании ЧК на Гороховой постоянно толпились родственники арестованных. Время от времени вывешивались списки расстрелянных прошедшей ночью. Толпа давилась, жадно прочитывая списки. С какой-то женщиной сделалось худо. Это оказалась жена камердинера В. Набокова. Слугу сенатора расстреляли за то, что он спрятал во время обыска два детских велосипеда и «не отдал их народу».

От жены Куприна, терпеливо таскавшейся на Гороховую, досадливо отмахнулись: «Да расстреляли его к чёртовой матери!» Женщина упала в обморок. Когда её привели в чувство, комендант рассмеялся: «Вы, сударыня, шуток совсем не понимаете!» Куприна освободили, но спасло его чудо: в списках на расстрел он значился.