Николай Кузьмин - Возмездие

Сам термин — «фашист» — был немедленно подхвачен на Лубянке. Борьба с сомнительными «черносотенцами» обрела высокий политический смысл, став войной с «русским фашизмом»!

Русских фашистов стали находить и преследовать повсюду: на заводах и стройках, в редакциях и научных учреждениях.

Скверное зрелище представляет собой осенняя Москва. Дождь вперемешку со снегом, сырой холодный ветер, слякоть под ногами. Нахохлились извозчики, сердиты милиционеры, злы и задирчивы по пустякам прохожие, с завистью поглядывая на освещённые двери ресторанов и пивных. Вот где настоящий рай в эту ненастную погоду!

Из пивной на Мясницкой улице выскочил измятый человечек и бросился к постовому милиционеру.

— Товарищ, там хулиганы проявляют антисемитизм. Идите и арестуйте их. Я требую!

В прокуренной пивной шумно гуляла компания подвыпивших поэтов. Они громко спорили, размахивали руками и часто употребляли слово «жид».

Подвыпивший детина с русыми всклокоченными волосами кричал, стуча кулачищем по столику:

— Ещё Достоевский предупреждал: «жид погубит Россию». Не читали? Так надо было читать!

На горластую компанию с соседних столиков поглядывали с тревогой.

Озябший милиционер подошёл к захламлённому столику и коротко предложил компании: «Пройдёмте!»

Так началось скандальное дело «Ордена русских фашистов». Членами «Ордена» были объявлены известные поэты: Есенин, Ганин, Клычков, Орешин и другие.

Из всех задержанных в пивной поэтов самым «фашиствующим» считался Сергей Есенин. Он уже несколько раз побывал в кровавых лапах Лубянки (всего 12 задержаний и приводов). Всякий раз его отпускали с миром, но с каждым арестом удавий глаз секретных служб становился пристальней, прилипчивей. В конце концов поэта поручили Блюмкину и ловкий Янкель сделался постоянным его спутником. Есенин в Баку — и Янкель за ним, Есенин в Тифлис — Янкель снова рядом. По неким деталям Блюмкин догадывался, что великого русского поэта готовили для какого-то слишком «громкого» политического экцесса. Персонажами его, по многим признакам, должны были стать такие фигуры, как Сталин, Ворошилов, Молотов, Киров и Чагин (журналист, друг Кирова и Есенина). Весь круг попавших в «разработку» бесспорно характеризовался подчёркнутой «русскостью», а следовательно, вполне мог сойти за «русских фашистов». Своим отточенным чутьём Янкель Блюмкин улавливал сложные ароматы «большой политики», основы которой в России заложили его кумиры Свердлов и Троцкий.

Поручая Блюмкину Есенина, шефы ВЧК учитывали его опыт точно такой же плотной опеки Николая Гумилёва. Тогда, три года назад, Блюмкин словно приклеился к поэту, ходил за ним по пятам и беспрестанно бормотал его стихи. Гумилёв нервничал, пробовал устраивать скандалы, однако Блюмкин смиренно объяснял свою навязчивость поклонением и продолжал наизусть шпарить целыми саженями стихи обречённого поэта.

Обрекающее внимание со стороны косоглазого чекиста Сергей Есенин воспринимал как близкое дуновение смерти. Именно Блюмкин стал мрачным персонажем поэмы «Чёрный человек».

Задержанных в пивной поэтов обвинили не только в антисемитизме, но и в терроризме. В их планы будто бы входило взорвать здание Коминтерна, здание ЦК на Старой площади и здание Моссовета. Намечались вроде бы и убийства членов правительства. Словом, весомый набор задуманных преступлений, достаточный для расстрельного приговора.

Следствие, к сожалению, располагало подлинными письменными доказательствами опаснейшего умонастроения русских поэтов. Алексей Ганин, близкий друг Есенина, возмущаясь невыносимым еврейским засильем в родной стране, сочинил своего рода воззвание к русскому народу. Блюмкин читал эти обличительные строки и наливался яростью. Проклятый гой! У него чесались руки поступить с автором воззвания точно так же, как с Гумилёвым. Алексей Ганин писал:

«Наша Россия по милости пройдох и авантюристов повержена в прах и бесславие, превратилась в колонию всех паразитов и жуликов, тайно и явно распродающих наше великое достояние… Если не принять какие-то меры, то России, как государству, грозит окончательная смерть, а русскому народу — неслыханная нищета, экономическое рабство и вырождение». Любопытно, что к преступным деяниям «русских фашистов» было притянуто нелепое происшествие в Курске. Там на улицах города вдруг появился козёл, к его рогам была привязана фанерка с надписью: «Бей жидов, спасай Россию!» Козла сопровождала толпа возбуждённых обывателей. Власти разогнали любопытствующих, а козла-антисемита арестовали. Вскоре в местной газете появилось извещение: «Решением Губчека козёл расстрелян».

Точно такая же участь ожидала и членов пресловутого «Ордена русских фашистов».

Сергей Есенин всё ещё оставался на воле. Он метался по стране, по пятам преследуемый наглым чекистом с «лисьим» глазом.

Уничтожение выдающихся русских поэтов Янкель Блюмкин называл «штучной работой». Таким образом он вносил свой посильный вклад в освоение завоёванной страны.

После Есенина в лапы Блюмкина поступили два деятеля, не имеющие ничего общего с поэзией. В своём роде это были личности международного плана, оставившие свой след в истории. Речь идёт о Сиднее Рейли и Борисе Савинкове. С этими людьми Лубянка долго вела хитроумные интриги и в конце концов сумела заманить их в СССР. При переходе границы оба были схвачены и помещены во внутреннюю тюрьму ОГПУ. Наступил безрадостный финал в бурных судьбах обоих. В предсмертной тоске как один, так и другой дрогнули и выложили следователям всё, что знали и таили. А знали оба много, чрезвычайно много. Рейли был настоящим асом британской разведки, Савинков — известным всему миру террористом. Деятельность обоих была самым тесным образом связана с судьбой России.

Заставить арестованных дать откровенные показания — на языке чекистов называлось «расколоть». Так вот, «раскалывать» обречённых узников внутренней тюрьмы выпало Янкелю Блюмкину. По решению высокого лубянского начальства его подсадили в камеры к арестованным и он, усердно исполняя роль «наседки», сумел искусно влезть в души отчаявшихся узников и внушил им единственную надежду на спасение: полное чистосердечное признание.

Грязная работа в камерах не вызывала у Блюмкина никакой брезгливости. Героизм, считал он, вовсе не в том, чтобы очертя голову лезть на пулемёты. Настоящий героизм — понятие настолько широкое, что включает в себя как изощрённое изучение людских натур, так и вкрадчивое, умное терпение в достижении поставленной цели.

Работа «наседкой» значительно обогатила его в познании человеческих характеров.