Николай Кузьмин - Возмездие

Так была завоёвана первая позиция для задуманного броска.

Кадровые перемены в Грузии сильно облегчались традиционной ненавистью местных жителей к мингрелам. Их называли лазы — что-то родственное чеченским татам, горским евреям. Мингрелы, как правило, работали в торговле и в снабжении, насаждая взяточничество, воровство. Среди мингрелов постоянно жило стремление отделиться и от Грузии, создав собственное независимое государство.

Рухадзе, приняв бразды правления, не стал мешкать и арестовал своего недруга Рапаву, а также видных партийных работников Шония и Шария. Топор повис и над головой второго секретаря ЦК Барамия. В этот момент Берия попытался разрядить создавшуюся ситуацию — он вдруг «сдал» Чарквиани, первого секретаря парторганизации республики, заменив его Мгеладзе (соперника и Чарквиани, и Барамия).

Московская машина власти совершала тяжкие неторопливые обороты: в Лефортовской тюрьме уже сидели 37 грузин. Секретариат ЦК ВКП(б) принял два закрытых постановления о неудовлетворительной работе руководства Грузии.

Тяжёлый каток неминуемого разоблачения надвигался. Какими мерами его остановить? Оставалась одна мера — убрать Сталина. Ничто другое уже не спасёт.

Однако предварительно требовалось обезглавить Лубянку. Недавний смершевец Абакумов был всецело преданным Вождю и способным разрушить любую комбинацию.

Только в свете лихорадочных приготовлений Большого Мингрела следует воспринимать появление на политической (а, следовательно, и кадровой) сцене борьбы совершенно невзрачной фигуры подполковника Рюмина, следователя с Лубянки.

Казалось бы, несравнимые величины: министр, генерал-полковник и какой-то следователь, один из многих тысяч. Но… таков закон шахматной игры: нередки комбинации, когда простенькая пешка бьёт самого ферзя!

Подполковник Рюмин происходил из архангельских мужиков. Как и все поморцы, он был мал ростом и неказист внешне. В гражданской одежде, не в кителе, он походил на кладовщика с колхозного склада. Служебная карьера никак не удавалась Рюмину. Причиной этому, как он считал, были жиды. Антисемитом он слыл убеждённым и нисколько этого не скрывал.

Необходимость в Рюмине возникла в пору, когда Берия и Маленков приготовились валить Абакумова. Невзрачному подполковнику с не сложившейся судьбой отвели роль мощной торпеды, направленной с близкого расстояния в борт броненосца, чей вымпел вроде бы реял победительно и гордо.

Подозревал ли сам Абакумов, какой запас взрывчатки заложен в завидущей душонке следователя в таком ничтожном чине? Едва ли. Он привык считать своими противниками персон, обладающих государственной властью. В кремлёвском поднебесье парили одни орлы, навозным мухам туда не было ходу.

Мы застаём Рюмина в служебном кабинете Д. Суханова, многолетнего помощника Маленкова. Лысенький подполковник в мешковато сидящем мундире, без шеи, с животиком, крепко держит всеми пятью пальцами перо и пишет под диктовку обладателя кабинета. Перо царапает бумагу, Рюмин конфузится и, усиленно потея, шмурыгает носом. Иногда он подтирает нос рукавом. Суханов по ходу диктовки отвечает на телефонные звонки. Рюмину кажется, что здесь, на Старой площади, даже городские телефоны звонят по-особенному.

Что за оказия занесла этого человечка в такие сферы?

Прошлой осенью, в ноябре 1950 года, в камеру Лубянской внутренней тюрьмы попал известный профессор-терапевт Я. Этингер. Обвинение рутинное: статья 58 (10). Следовательно, болтовня. Так оно и было: на квартире профессора работали «жучки» и прослушка зафиксировала его «преступный» разговор с сыном, в ходе которого старик-профессор отзывался неодобрительно о Сталине. Через три месяца после ареста профессор Этингер умер в тюремной камере от сердечной недостаточности. Сказался возраст? Или… Хотя следствие, как уверяли, велось без «бойла».

Рюмин «сделал стойку», узнав, что перед смертью профессор-терапевт признался в том, что намеренно залечил А. С. Щербакова. (Ближайший помощник Сталина в годы войны, Щербаков нёс несколько нагрузок и скончался в возрасте 43 лет). В те дни в кабинетах спецтюрьмы завершилось следствие по «Ленинградскому делу». Рюмин изнывал от зависти. Какие награды осыплют счастливцев! Сколько дырочек будет просверлено и на погонах, и на кителях! Рюмин ухватился за предсмертное признание профессора Этингера, затем добыл из архива оба сигнала врача Тимашук, посланные ею наверх три года назад. (На Лубянке все эти сигналы аккуратно подшивались и хранились вечно.) Одно письмо Тимашук адресовала генералу Власику, другое — самому Кузнецову. И — что же: полный молчок! Да за одно это необходимо ставить к стенке (Кузнецов, он знал, уже арестован и усиленно допрашивается, дождется своего и Власик). Как это у них, жидов проклятых, всё ловко получается. Одни орудуют в медицине, другие покрывают их в партийных сферах, третьи подсобляют на Лубянке. Да что там… у них и в самом Кремле имеются свои!

Шансы для разматывания гигантского «дела» так и прыгали в глаза. Щербакова залечили? Залечили. А Жданова? Интересная, товарищи, петрушка получается! При этом все видят, что среди медицинского персонала «Кремлёвки» поразительное обилие жидов.

Какое можно «слепить дельце»… пальчики оближешь. Вровень с «Ленинградским»!

Абакумов раскусил Рюмина с первого же слова. Подполковник замахивался широко: заговор еврейских буржуазных националистов с участием не только деятелей науки и культуры, но и персонала Лечсанупра Кремля, а также генералов Министерства госбезопасности. Рюмин не мелочился и «шёл в масштаб». Опыт Абакумова подсказывал, что на таких рискованных затеях легко сломать голову. Где доказательства, кроме сомнительного признания Этингера? Письма Тимашук? Мало. Потребуются имена множества людей, связи, явки, пароли. Одними пытками ничего толкового не выстроишь. Провальное дело! И Абакумов, изругав как следует жаждавшего отличий подполковника, приказал ему оставить опасную затею. Сам сломает свою глупую голову и других подведёт!

Здесь-то и возник Суханов. Он вызвал Рюмина на Старую площадь и усадил его за письменный стол. Грамотей из подполковника неважный (по анкете — неполное среднее образование). Помощник Маленкова заставил его переписывать свой сигнал шесть раз.

Дальнейшие события развивались с невероятной скоростью.

Через два дня Рюмин стоял навытяжку в кабинете Генерального секретаря и давал первые объяснения. Сталин, услышав дорогие ему имена Щербакова и Жданова, взглянул на подполковника внимательней. У него вдруг стали приподниматься нижние веки. Разом вспомнилась давнишняя охота Ежова за таинственной организацией, с таким искусством уходившей от разгрома. Неужели этому невзрачному следователю удалось вновь схватить таившихся врагов за хвост? Вот не упустить бы! Что же касается имён подозреваемых (и прямо обвиняемых!), то Вождь давно уже стал желчным скептиком. Ворошилова он прогнал ещё в 1940 году, а год назад снял Молотова, заменив его Вышинским… Проклятая Лубянка снова демонстрировала своё гнилое нутро. Абакумов? Что ж, ломались и не такие люди. Следствие разберётся.