Николай Кузьмин - Возмездие

А вскоре весь мир прильнул к радиоприёмникам и с замиранием сердца следил за героической эпопеей спасения челюскинцев. На далёком Севере, в полярных льдах, русские лётчики продемонстрировали своё исключительное мастерство. На их подвиг отозвалась даже обычно сдержанная Марина Цветаева:

В этом радостном возгласе выплеснулась ликующая радость русской эмигрантки, живущей из милости на неласковой чужбине. «Вот мы какие! — крикнула русская поэтесса в лицо зарубежного сытого обывателя. — Вы же на такое не способны!»

Живя в Италии, Алексей Максимович томился воспоминаниями о прошлом, о пережитом. Многое в собственной нелёгкой жизни представлялось теперь ошибочным, досадным, непростительно легковерным. Что им руководило, когда он сам разыскал монаха Илиодора и предложил ему помочь в издании скандальной книги о Распутине? Ненависть к режиму, к самодержавию, к Николаю II? Но при «кровавом» царе он не знал унижения от вынужденной эмиграции. Теперь же… Несколько раз он заново пережил тяжелые минуты, когда посетил в камере Петропавловской крепости Анну Вырубову, верную поклонницу Распутина и ближайшую подругу расстрелянной царицы. Бедная женщина, искалеченная, униженная и оболганная, переносила постоянные издевательства пьяной солдатни и спасалась только тем, что исступленно молилась Богу. Горький был изумлён, когда на суде над Вырубовой было зачитано медицинское свидетельство о том, что подсудимая… девственница. А ведь что говорилось-то, что писалось!

Почти семь лет минуло с той поры, когда он, а за ним и верный друг Шаляпин, покинули Россию. Жизненные силы как великого писателя, так и великого певца понемногу иссякали (Фёдор Иванович тоже стал терять своё богатырское здоровье). Горький в конце концов не смог справиться с невыразимой ностальгией и дал согласие съездить на оставленную Родину. Тем более, что там многое менялось. В частности, вместо Троцка снова появилась Гатчина, вместо Слуцка — Павловск, Литейный проспект сбросил имя Володарского, а проспект Нахамкеса снова стал Владимирским.

Для поездки дождались весенних тёплых дней. Ехали по железной дороге.

Алексей Максимович с волнением вышел из вагона на Белорусском вокзале. Его встречало море москвичей. Картина встречи ничем не напоминала день вынужденного отъезда семь лет назад. Родина от всего сердца приветствовала возвращение своего великого сына. Эта восхитительная встреча сразу настроила Горького на восторженный лад. Он понял, что атмосфера в родной стране изменилась. Жить на самом деле стало лучше, жить стало веселей!

Кем был Сталин, когда в Петрограде и Москве хозяйничали надменные поработители с разъевшимися физиономиями? Скромным партийным чиновником, наглухо отгороженным от глаз народа. Сейчас имя Сталина знал каждый. Это имя повторялось всеми как символ надежд на долгожданные перемены в жизни. Надоело наглое владычество временщиков! Основательный Сталин медленно, не торопясь, разжимал стальные челюсти сионистов, сомкнувшиеся на горле русского народа. И народ отвечал ему общей любовью, признанием. Недавно Сталин вернулся из большой поездки в Сибирь и теперь обдумывал подлинную революцию в сельском хозяйстве, намереваясь преобразовать самое отсталое, самое убогое население России — единоличное крестьянство.

В первую голову, конечно же, Сталину ставился в заслугу сокрушительный разгром обрыдлого троцкизма. Всё-таки нашлась и на них управа!

На родной земле Горький словно помолодел. Его глазам открылась совершенно новая страна. За несколько лет Сталин изменил Россию. Горький видел, как облик Родины оформляется именно таким, о каком он мечтал, создавая «Мать», «Буревестника» и «Сокола». Сталин, став во главе партии, решительно пресёк чёрную полосу великого словоблудия захватчиков и призывал народ смотреть не под ноги, а за горизонт. Иди учись! Иди на стадион! Иди в театр, в концертный зал! Не бойся старости, об этом есть кому подумать! СССР, страна трудящихся, мало-помалу становилась предметом зависти народов всего мира.

Пожалуй, Константин Леонтьев, предсказавший неминуемый конец России, корчившейся в пламени гражданской войны, сильно ошибся. Россия, ставшая Советским Союзом, переживала быстрое воскресение из пепла и крови. В СССР уверенно осуществлялось всё, о чём мечтали самые изобретательные утописты мира. Мечта в России советской становилась былью!

При этом, само собой, образовался громадный лагерь проигравших. Борясь с засильем, Сталин показал себя непревзойдённым и тактиком, и стратегом. Действуя неторопливо и рассчитанно, он сумел расставить своих сторонников на все партийные посты (захват высот!), после чего победа в качестве созревшего плода сама упала ему в руки. При этом не пролилось ни капли крови. Даже прошлогодний путч троцкистов подавили без единой жертвы. Естественно, проигравшие теперь втихомолку злобствуют, браня наряду со Сталиным и самих себя за политическую беспечность, бессилие и слепоту. Это болото, постоянно пучившееся пузырями ядовитой ненависти, Горький считал опаснейшим образованием — угрозой не одному Сталину, но всем планам преобразования страны.

Основным бастионом проигравших становилась (как и до 1917 года) так называемая интеллигенция. Здесь Горький судил уверенно, обогащённый, как никто другой, громадным собственным опытом. Эти люди, в творческом отношении абсолютно бесплодные, быстро и уверенно освоили боевой расстрельный жанр — критику. Соединившись в стаи (в основном по признаку национальному), они безжалостно рвали любого, кто возникал на их пути и становился им неугоден. Действуя методом волчьих стай, они уверенно хозяйничали во всех областях культуры: литературе, музыке, живописи, театре.

Алексей Максимович уже не застал в живых Есенина, над стихами которого он плакал. С Есениным они расправились. Сейчас они рвали опытного Михаила Булгакова и молоденького Михаила Шолохова. Готовилась и трагедия Маяковского, совсем недавнего «горлана-главаря», вдруг вознамерившегося выскочить из их злобной стаи.

Жизнь за границей на многое открыла Горькому глаза. Он близко увидел фашизм итальянский. Два года назад фашизм победил в традиционно антирусской Польше. Надёжное прибежище негодяев, фашизм алчно устремлял глаза на громадную Страну Советов, бывшую Россию. Сама логика подсказывала, что проигравшие не одолеют Сталина без помощи извне, а там, за рубежом, самой воинственной силой являлся как раз фашизм. Следовательно…

В общем, уезжая в этом году назад в Италию, Алексей Максимович вёз убеждение, что Сталину чрезвычайно трудно. Ему, в его святом деле, непременно следовало помогать.