Николай Кузьмин - Возмездие

В минуты гнева нижние веки сталинских глаз приподнимались, отчего взгляд его становился, как у тигра перед броском. Николаев несколько раз вскидывал голову и снова ронял. Длинные неряшливые волосы в беспорядке рассыпались по бледному нечистому лицу.

Сталин заговорил, но голос его моментально треснул и сел.

— Зачем… — проговорил он низким тягучим голосом. Внезапно Николаев рванулся из рук конвоиров, рухнул на колени и протянул к Сталину длинные обезьяньи руки.

— Это они… они! — закричал он и тыкал в невозмутимую группу затянутых в ремни чекистов.

И здесь последовала безобразнейшая сцена, которой никто не ожидал.

Чекисты дружно сорвались с места и принялись остервенело бить, пинать, топтать валявшегося Николаева. О Сталине было забыто. Приехавшие из Москвы оказались здесь посторонними, лишними. Мелькали служебные начищенные сапоги, раздавалось напряжённое сопение. Дородные, с широкими ремнями на толстых животах, они задыхались и бормотали грязные ругательства сквозь оскаленные зубы.

Внезапно из-под топочущих сапог раздался тонкий звериный вой и полетел по коридорам Смольного.

Стремительно поднявшись с места, Сталин быстро устремился к выходу. В эту жуткую минуту им владело одно желание: вырваться отсюда, скрыться, оказаться среди своих, проверенных, надёжных.

Это неприятнейшее чувство незащищённости, опасности, угрозы запомнилось ему надолго, если не навсегда…

Охрану Сталина возглавлял Паукер, сменивший незадолго перед этим Беленького. Николай Власик, дюжий белорус, считался прикреплённым. Неугомонный Ворошилов разузнал, что Паукер был парикмахером Менжинского, а Беленький стал чекистом по рекомендации Свердлова. После безобразной сцены в кировском кабинете Ворошилов долго с глазу на глаз говорил с Власиком и взял на себя руководство сталинской охраной. Первое, что он сделал, — отобрал группу самого близкого и постоянного сопровождения. В каждом, кого он плохо знал, он подозревал неискреннего, недостаточно преданного и проверенного — чужого. А чужих здесь, как выяснилось, следовало остерегаться. Опасность внезапного покушения так и витала в Ленинграде.

Покидая вместе со Сталиным кировский кабинет (и машинально прикрывая ему спину), Ворошилов испытывал неприятнейшее ощущение близкой опасности, коварной и неожиданной ловушки. Слишком уж бесцеремонно, слишком нагло накинулись эти затянутые в ремни люди на Николаева!

Отныне доступ к Сталину был резко ограничен. И всякий раз, когда приходилось вызывать Ягоду с его помощниками, в кабинете непременно находились четыре человека из надёжной и проверенной охраны.

Иосиф Виссарионович распорядился вызвать из Москвы опытных следователей из прокуратуры. Возглавить комиссию думалось назначить главного партийного кадровика Н. И. Ежова (из Орграспредотдела ЦК). Он известен цепкостью в расследовании и внимательностью к мелочам. В таких делах никаких мелочей быть не должно. Пускай неторопливо, петлю за петлёй, распутывает весь клубок.

Аресты в Ленинграде начались в первую же ночь после выстрелов в Смольном. Ордера подписывал городской прокурор Пальчаев. Под стражу брались люди, так или иначе связанные с Николаевым — главным образом его родственники. Тут же обнаружилось, что свояк убийцы (муж Ольги, сестры Милды Драуле) Роман Кулишер дважды исключался из партии и слыл ненавистником Сталина. Такой же репутацией пользовался и Пётр, старший брат Николаева. Откровенные троцкисты… При обыске у Николаева нашли дневник и рукопись, озаглавленную «Политическое завещание». Убийца Кирова писал, что он «войдёт в историю наравне с Желябовым и Радищевым». В дневниковых записях он называл своими единомышленниками секретарей Ленинградского губкома комсомола Котолынова, Антонова и Шатского.

Стали всплывать любопытные детали. Охрана Кирова дважды задерживала Николаева, когда тот на улице пытался подойти поближе. В первый раз у него в портфеле нашли пистолет и вычерченный от руки маршрут, по которому Киров ежедневно отправлялся на работу. Этот же самый портфель с тем же пистолетом у него отобрали и при вторичном задержании. Оба раза его отпускал Борисов, начальник охраны Кирова.

В день убийства Николаев вошёл в здание Смольного по партийному билету. Он слонялся по кабинетам, заглянул к Угарову, секретарю горкома партии, долго сидел в коридоре на подоконнике.

Сергей Миронович не собирался быть в Смольном. Он работал дома. В четыре часа за ним ушла машина, чтобы отвезти его на партактив. Киров спустился из квартиры и по улице Красных Зорь пешком дошёл до моста Равенства. Там его ждала служебная машина. Что его заставило заехать в Смольный? Ответить мог только начальник охраны Борисов. В половине пятого Киров вышел из машины, но не у бокового «секретарского» подъезда, а у главного, общего для всех. Борисов задержался внизу; Киров пошёл один. Рядом с ним, в нарушение инструкции, не оказалось ни одного человека из охраны.

Почему Николаев ждал его, сжимая в кармане пистолет? Выходит, кто-то ему сообщил, что Киров всё же заедет в Смольный. Знать об этом мог только человек, находившийся рядом с Кировым.

Кто же конкретно? Борисов?

Снова Борисов!

Иосиф Виссарионович распорядился доставить арестованного Борисова в Смольный. Он намеревался допросить его с глазу на глаз. Пусть не боится никого и честно скажет всё, что знает, что подозревает. Защиту от этих топтунов в начищенных сапогах он ему обеспечит.

«И ведь как умело били!» — подумал он, вспомнив вчерашнее безобразное поведение чекистов. Это бесчеловечное искусство надзирателей ему было знакомо ещё с первого ареста, с Баиловской тюрьмы.

В кабинет вошёл встревоженный Чудов. Он сообщил, что два часа назад за городом на дороге в дачный посёлок Ильинское в машину Ягоды врезался грузовик. К счастью, нарком не пострадал. Так, лёгкие ушибы… Шофёр грузовика сбежал и сейчас объявлен в розыск.

Усваивая новость, Иосиф Виссарионович молчал. Как всегда, быстрее всех нашёлся Ворошилов.

— А что ему понадобилось в Ильинском? — спросил он. Ответить Чудов не успел. В приёмной раздался шум и Ворошилов быстро вышел.

— Мерзавцы! — вернувшись, выругался он.

Оказывается, Борисова везли в Смольный, но не довезли. Автомобиль ОГПУ (почему-то грузовик, а не легковушка) врезался в кирпичную стену какого-то склада. Борисов, единственный из всех в кузове машины, ударился виском и моментально умер.

Невольное ошеломление — вот что испыталось всеми, кто находился в кабинете.

Моментально вспомнилось вчерашнее поведение Николаева — человека, по всем признакам, всунутого в ситуацию, почти наёмного. Запуганный, но не устрашённый до конца, он в последнюю минуту рухнул на колени и воззвал к Сталину о помощи. Где гарантии, что Борисов не поступил бы точно так же? И — вот: он не доехал! А мёртвые молчат…