Андрей Савельев - Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2

Так или иначе, своей книгой Янов полностью дезавуировал себя как историка. Историк никогда на заявит, что Иван Грозный говорил языком Баркашова, что СССР — единственный из членов антигитлеровской коалиции продолжил после войны агрессивную политику, что Жириновский сочетает “либеральный пафос Данилевского с политической технологией Гитлера” и продолжает традиции исторического славянофильства, что Франция живет по Вольтеру и Дидро. Историк не позволит себе профанно излагать и критиковать труды Льва Гумилева на десяти куцых страницах, даже если и не разделяет его основных идей.

Трудно придумать более эффективный метод самоуничижения в качестве политического аналитика, чем тот, которым пользуется Янов. Он ставит в книге не научные, не политологические задачи. Что-то процитировав, он только и способен вымолвить: “Смотрите! Вон они какие! Караул!”. Остается голый испуг, хаотическая рефлексия — не более того.

Особенно нелепыми, жалкими выглядят попытки копировать при создании портретов лидеров патриотического движения психоаналитический метод Э.Фромма. В результате Янов разоблачает только свое ущемленное самолюбие, раздражение не принявшим его Шафаревичем, не оправдавшим надежды Кургиняном, отказавшимся от превращения “из фашиста в антифашисты”, чуть не выставившим его за дверь Жириновским, упрямым и парадоксальным Прохановым, неожиданно демократичным Зюгановым… Кстати, с перспективами Жириновского Янов попал пальцем в небо. Он утверждал, что Жириновский станет основным соперником Ельцина на президентских выборах, хотя любому аналитику в России было понятно, что это не так.

Вместо критического разбора взглядов своих оппонентов, он говорит о необходимости их маргинализировать, “защитить от них умы россиян”, доказать Западу “насколько серьезна угроза русского фашизма”. Это значит, что предлагается только голое политиканство — ничего более.

Сфабриковав химеру “веймарской России”, Янов в совершенно извращенном виде подает образ могильщиков “веймарской демократии”. Он рассматривает фигуры национал-патриотов вчерашнего дня, разбирает идеи тех, кто не способен к реальной борьбе за власть политическую и власть над умами. “Страшилка” “русского фашизма” у Янова становится пустышкой. Он отмечает неумную конкуренцию лидеров и “партизанщину” национального движения, подмечает несовместимость “правых” и “левых” идеологий на примере Русского национального собора и Фронта национального спасения. Янов пугается этой пустышки и не замечает, что историческую перспективу имеет вовсе не коммуно-патриотическая коалиция, а союз осознающей свои интересы власти с идеологами русского прорыва, которые зачастую предпочитают научную деятельность играм вокруг политики.

Наиболее убедителен Янов именно в тех разделах, где неожиданно для самого себя доказывает абсолютную беспочвенность российского либерализма. Без поддержки Запада у него, по словам самого Янова, нет ни политических, ни интеллектуальных, ни материальных ресурсов. Так чья же это политика — насаждение либерализма в России? Янов отвечает на это прямолинейно — это политика Запада, стремящегося уничтожить своего соперника. Выходит, что российский либерализм несет в себе имманентный признак антигосударственности.

Все, кому не по душе политика Запада, коррумпированность ельцинского режима, предательская позиция либералов, для Янова — “реваншисты”. Возводя политическое противостояние в России во вселенский абсолют, Янов говорит, что вся Россия представляет собой линию фронта между демократией и национализмом. Эта позиция справедлива только при оговорке — противостояние происходит между псевдодемократией, которую Запад предлагает в качестве технологии саморазрушения своим соперникам, и национализмом, которому Запад препятствует в других странах, опасаясь резкого повышения их конкурентоспособности.

Прав Янов в том, что не Ельцин является главным противником для “реваншистов”. Он сам пишет: “В Кремле возник слабый, но прото-демократический и на удивление проамериканский режим.” То есть, все-таки Запад — главный источник политического противостояния, хотя реальное столкновение происходит между российскими либералами и русскими националистами.

Отметим, что коммунистическая оппозиция сегодня играет на поле националистов, паразитируя на природном патриотизме и государственном инстинкте граждан. Профанируя национальную идею, коммунисты оказывают огромную услугу ельцинистам, “пятой колонне”, в хвост которой они пристраиваются.

Для Запада коммунисты в России не опасны. Книга Янова, в которой о коммунистах практически ничего не говорится — тому подтверждение. Ведь именно коммунистам обязаны российские либералы своими успехами. Они ведут оппозицию по ложному пути, таскаются с поблекшими лозунгами и символами, вместо того, чтобы выдвигать новые идеи. Потому-то эффективной становится пропаганда вроде: “Придут коммунисты — корову отберут”.

Янов высказывается против антирусских позиций на Западе не потому что они антирусские, а потому что они опасны поражением либералов в России. Здоровая реакция национального организма на откровенные попытки его разрушить представляется опасной для интересов Запада. Но Янов не замечает, что инициирует практически идентичную реакцию русского самосознания на беспрерывное обсасывание темы юдофобии (“антисемитизма” — в терминологии Янова).

Еврейская тема для Янова становится какой-то болезненной. То он пытается завязать разговор с евреями о “русской идее” (те шарахаются от него, как от зачумленного), то вынуждает их признаться в ожидании нового Холокоста (для Янова “список Шиндлера” куда длиннее, чем “русский список”!). Если где-то разгромлено еврейское кладбище — Янов готов вопить о фашизме, требовать антифашистских манифестаций и заявлений государственных деятелей. Но Янов будет молчать, как рыба, при разрушении русских воинских кладбищ в Восточной Европе, при осквернении русских могил в Прибалтике, при разорении сербских кладбищ. Алогичность и злонравность такого подхода, так или иначе, становится ясной даже для обыденного сознания.

Как раз кстати Янов признается, что он против всяких “традиционных ценностей”, всяких “национальных культурных ценностей”. Желчное брюзжание вызывают у него даже неуклюжие попытки части российских либералов хоть в чем-то продемонстрировать самостоятельность — говорить о национальном своеобразии, о приверженности национальным интересам…

Если русских Янов просто игнорирует, то к евреям у него, действительно, какое-то болезненное влечение. В своей книге он то рассказывает еврейские анекдоты, то выискивает по страницам сочинений своих оппонентов что-то антиеврейское, то пристает с беседами о политике к поэту Иосифу Бродскому (выделяя его именно как еврея, а не как поэта), то любовно перечисляет все случаи юдофобии в публичной политике последних лет (как их, оказывается, мало!), то, вместо исторических концепций Артура Шлезингера, замечает лишь его еврейскую принадлежность… По поводу последнего можно заметить, не интересуясь его нижним бельем, что “Циклы американской истории” — неплохой материал, оппонирующий Янову с его вздорными антиимперскими филиппиками.