Андрей Савельев - Мятеж номенклатуры. Москва 1991-1993. Книга 1

Другой момент, в котором руководители Моссовета упорно бездействовали — это формирование социальной среды, способной к самоорганизации и воздействию на власть. Декларации о поддержке многопартийности были забыты, а КПСС практически ни в чем не была потревожена. Попов со Станкевичем в закулисной игре уже договорились с номенклатурой, которой конкуренция идей была совсем некстати. Вся забота о формирующихся политических партиях состояла в выделении восьми полуаварийных комнат под Общественный центр Моссовета, где некоторые московские общественные организации нашли себе временное и весьма неуютное пристанище.

Роль председателя Моссовета и его команды в организации развала Моссовета как органа власти трудно переоценить. Во время сессий Гавриил Харитонович Попов неоднократно сам руку прикладывал для разрушения демократической процедуры (ради внедрения демократии он, по собственному выражению, "выкручивал руки"), а высокомерие Сергея Борисовича Станкевича постоянно выводило сессию из состояния равновесия. Это можно было бы им простить, если бы с таким трудом принятые решения выполнялись. Вместо этого Президиум, руководимый этими двумя недюжинными политиками, проявлял поразительное миролюбие по отношению к исполкому, игнорирующему все ключевые постановления Моссовета.

Состоявшийся за кулисами сговор с номенклатурой вынудил Попова и Станкевича приложить все свои силы и весь авторитет для того, чтобы навязать депутатам утверждение исполкома Моссовета списком. Для проталкивания соответствующего решения была пущена утка о том, что в Москве где-то кем-то сформирован Комитет национального спасения, подобный тому, который действовал в Литве. Против диктатуры такого комитета, якобы, мог спасти только лужковский исполком.

Разменяв свой политический капитал на эти малоприличные игры, дуэт руководителей Моссовета лишился поддержки большинства депутатов и основательно подорвал возможность их нормальной работы. 85 депутатов из бывших соратников Попова и Станкевича открыто заявили о том, что это — предательство интересов избирателей ("МК", 18.01.91).

Между сессиями, казалось бы, основное внимание руководители Моссовета должны были уделить работе депутатских комиссий. Но это было для них пустой тратой времени. Они и обращения депутатов, отчаявшихся добиться аудиенции у своих лидеров, не читали. По сути дела это было присоединение к информационной блокаде, которую с их же попустительства наладил лужковский исполком.

Вместо помощи депутатам в комиссиях и избирательных округах, Поповым и его командой была организована кампания шельмования инакомыслящих. В «Курантах» бывших союзников Попова обвиняли в единстве с "погромщиками в Тбилиси и Вильнюсе, Баку и Риге, с создателями комитетов общественного спасения и защитниками этих комитетов от правосудия, с теми, кто вывел войска на улицы Москвы 28 марта, кто захватил ТВ в Вильнюсе и Москве". Все это наворочено депутатами-"поповцами" Коротких, Макагоновым и Максимовым. Один из них стал впоследствии штатным щелкопером «демократических» газет, второй — чиновником мэрии, третий — из пятой колонны в Моссовете после кровавого октября перебрался в кресло председателя Городской Думы. Вечная память их порядочности.

Наконец, годовщину своего пребывание в Моссовете Г. Попов отметил организацией антидепутатского митинга. На этом митинге основными доводами были грубые ругательства, а политической позицией — одобрение рукоприкладства. (На фразу о том, что теперь понятно откуда берутся всякие «адольфы», депутат, имевший в виду тактику Попова, получил пощечину от «поповца», выскочившего у него из-за спины. Нанесший пощечину считал себя либералом и потом кормился при СП «Сити», о котором уже было сказано немало.)

Стоило ли после всего этого верить Г. Х. Попову, пытавшемуся в своем прощальном «докладе» рассказать о каких-то попытках изменить порядок работы Моссовета? Вялость и примитивность таких попыток не демонстрировала искреннего стремления к реформам и действительной организации работы. Моссовет уже прошел стадию становления. Многие научились работать, и от дружного "демократического одобрямса" перешли к вдумчивой оценке рассматриваемых на сессиях документов. Вместо того, чтобы поддержать то, что с таким трудом наработано, Г. Попов предпринял рывок к креслу мэра. Причем в чисто большевистском духе — главное ввязаться, а там посмотрим.

О каком доверии к Попову и Станкевичу могла идти речь? Только о таком, которое формируется не интересами дела, а интересами клана, интересами закулисной интриги. Когда вопрос о доверии был поставлен на голосование, Г. Попов получил равное число голосов "за доверие" и за «недоверие» — по 177. К Станкевичу отношение было менее негативным, и он просидел в своем кресле первого зама председателя Моссовета еще долго.

Депутаты прозрели раньше избирателей — уже через год своей работы. Это прозрение ничего, кроме больших неприятностей, им не дало.

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КВОРУМ

Уже на 15-й день первой сессии Моссовета 21 созыва во весь рост встала проблема добросовестности депутатов и их присутствия на заседаниях. Станкевичу, сидящему в президиуме, кричали в микрофон, что сессия не подготовлена, что ее эффективность ничтожна, что не определены приоритеты в работе… Бестолку. Станкевич предлагал только штрафы за пропуски сессии и сетовал на отсутствие письменных предложений (которые, впрочем, некому было рассматривать). Но никаких штрафных санкций к прогульщикам так никогда и не было принято. Попов со Станкевичем, а потом Гончар, стремились к тому, чтобы объяснять провал работы именно безалаберностью и безответственностью депутатов. Формировался негласный сговор: я лоялен к вашим проступкам — вы лояльны к моей деятельности.

Проблема кворума на сессиях Советов оказалась для лидеров демократии совершенно неразрешимой, а в тайных мыслях разрешение этой проблемы было, скорее всего, нежелательным. Постепенно выяснилось, что неустойчивость численности присутствующих на сессии депутатов дает невиданные возможности для манипулирования системой голосования (об этом подробнее в главе "Вздох в микрофон"). А в некоторых ситуациях сессию можно было вообще не собирать.

Например, длительная пауза между 1-й и 2-й сессией, продолжавшаяся более четырех месяцев, сама по себе способствовала утверждению разгильдяйской психологии. Пример разгильдяйства показал сам Председатель Моссовета, который вместо решения городских проблем все это время занимался созданием своего нетленного труда "Что делать?", а вместо организации работы Совета договаривался с партийно-государственной номенклатурой по поводу раздела власти. Восхищение этой брошюркой в среде «демократов» отчасти было вызвано именно предоставляемой возможностью забыться в безответственных рассуждениях о судьбах страны и отвлечься от насущных проблем Москвы.