Михаил Ямпольский - Беспамятство как исток (Читая Хармса)

Есть в этом фрагменте одна странная деталь. Введенский почему-то заставляет мышь бегать "по камню". Он как бы приковывает мышь к ограниченному пространству и заставляет ее в своем мысленном эксперименте бегать по кругу. Камень в данном случае скорее всего означает что-то подобное точке, из которой генерируется круг. Во всяком случае, камень -это то, что не может мерцать, он олицетворяет собой некую однородную, не расчленимую на элементы массу, которая в силу этого может быть абстрагирована в точку. Такое прочтение подсказывается текстом Хармса "О водяных кругах" (1933), в котором эксплицируется связь круга и камня:

Ноль плавал по воде.

Мы говорили: это круг,

должно быть, кто-то бросил в воду камень.

Здесь Петька Прохоров гулял -

вот след его сапог с подковами.

Он создал круг.

Давайте нам скорей картон и краски,

мы зарисуем Петькино творенье.

И будет Прохоров звучать, как Пушкин.

И много лет спустя

подумают потомки:

"Был Прохоров когда-то,

должно быть, славный был художник".

И будут детям назидать:

"Бросайте, дети, в воду камни.

Рождает камень круг,

а круг рождает мысль.

А мысль, вызванная кругом,

зовет из мрака к свету ноль". (4,9)

Это стихотворение объясняет распространенный у Хармса мотив бросания камнями и, кстати, проливает некоторый свет на один из "Анекдотов из жизни Пушкина":

Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камни, так и начинает ими кидаться. Иногда так разойдется, что стоит весь красный, руками машет, камнями кидается, просто ужас! (ПВН, 393)

_____________

13 Мамардашвили Мераб. Лекции о Прусте (психологическая топология пути). М.: Ad Магginem, 1995. С. 81-82.

Вокруг ноля 303

Во всяком случае, становится понятным, почему Прохоров будет звучать, как Пушкин. Тот и другой, конечно, в иронической перспективе творят совершенное и бесконечное -- круг, ноль.

Этим, однако, связь камня с водой и кругом не исчерпывается. Камень производит на поверхности воды круги, которые могут быть уподоблены колесам. Хармс отмечает это сходство в стихотворении 1933 года:

Я понял будучи в лесу -

вода подобна колесу. (4,8)

Отсюда устойчивый у Хармса мотив связи водяных кругов, колес водяной мельницы и жерновов -- как бы окаменевших водных кругов. В одном из вариантов стихотворения "Он и Мельница" говорится:

Где мельница там и пороги

льют воду с высока

и дочери мельника недотроги

выводят в поле рысака

[едва к оврагу подвели

он камни закинул ногами].

(3, 97)

Камни летят в воду там, где мельница создает круги -- они же мельничные колеса. А в тексте "Вода и Хню" (1931) Вода говорит о рыбаке Фомке, что "он идет побить меня камнем" (ПВН, 122).

Между камнем и кругом существует устойчивая связь, камень создает круг. Камень падает в круг, как в ноль. Падение это имеет свои временные параметры. Камень традиционно понимался как воплощение вечности, как материя, трансцендирующая время. Падая и создавая падением круг, он производит ноль как вечность^ но не вечность атемпоральности, а вечность бесконечного умножения и разделения. В стихотворении о Прохорове, кинувшем камень, это особенно хорошо видно. Круг плавает по воде, остается после того, как Прохорова уже нет в помине. Падение камня как-то связано с исчезновением того, кто его бросил. Но сам камень генерирует незатухающее движение (пульсацию) круга.

В одном из стихотворений Хармса 1931 года мы находим камень в контексте, сходном с текстом Введенского. Здесь речь идет о ловле, но не мыши, а куда более эфемерных созданий -- бабочек -- с помощью "знаков, букв и чисел". Происходит улавливание угасания, исчезновения, эфемерности в систему длящихся знаков. Ловля эта должна происходить там, "где одуванчиков головки пушные / дождавшись ночи рассыпаются" (3, 102). Эти головки одуванчиков, вероятно, соотносятся Хармсом с миром ноля как миром вечного растворения в небытии. Персонаж по имени Клан дает совет буквам и числам, гонящимся за бабочками, чтобы установить "бабочек законы размножения" (разделения, умножения): "Вон за кустом на камень встаньте / то будет выше опора" (3, 103).

304 Глава 10

7

В той же "Серой тетради" Введенский приводит рассуждение, прямо зависимое от апории Зенона. Он рассуждает о смерти восьмидесятилетнего и десятилетнего. Казалось бы, указывает он, разница их смертей в том, что у первого нет будущего, а у второго есть. И он добавляет:

Но и это неверно, потому что будущее дробится. Потому что прежде чем прибавится новая секунда, исчезнет старая, это можно было бы изобразить так:

Только нули должны быть не зачеркнуты, а стерты (Введенский, 2, 83).

Вообще говоря, такая диаграмма кажется странной. Почему "секунда" обозначается нулем, а ее исчезновение -- зачеркиванием нуля? Конечно, речь идет о еще не существующих объектах -- секундах будущего, Но выбор такого графического обозначения, вероятно, связан и с идеей нуля (в хармсовской терминологии -- "ноля") как знака смерти и одновременно бесконечного дробления, рассечения, членения. Перечеркнутый нуль может принимать форму буквы О, которая в греческом была аббревиатурой слова "танатос" -- смерть -- и, помещенная рядом с именем означала, что названный человек умер14. Но тот же перечеркнутый нуль подобен и букве "фи", которая является математическим символом. Время в описанном мной контексте строится не из единиц, а из элементов, двигающихся к исчезновению, в пределе -- к нулю. Поэтому перечеркнутый, поделенный нуль оказывается идеально подходящим символом смерти как актуальной бесконечности. Греческая буква "фи" или символ из теории множеств 0 обозначают множество без составляющих его элементов, "пустое множество". Ноль может определяться как множество с нулем элементов и записываться как 0. Это, собственно, единица, полученная из ничто.

В ноле постоянно происходит процесс членения, диаграмматически представленный в виде рассеченного круга (ср. с рассеченным сердцем Рабана). Это превращение ноля в "троицу существования". Перечеркивание позволяет вместить в круг бесконечность, в конце концов вместить в него мир, символом которого становится ноль, круг или шар.

Луи Марен показал, каким образом игра перечеркивания вписана в греческий алфавит и может производиться через взаимоналожение графов:

"Омикрон", круг. "Эпсилон" рисует на нем разлом. Если следовать Демокриту в изложении Аристотеля, мы можем обнаружить здесь ритмическую игру: ruthmos -- это первая игра линий в написанной букве. Графический штрих в движении создал "лямбду", "альфу" или "ню". Если мы разрешим "эпсилону" вращаться внутри "омикрона", возникнет "омега", указывающая на центр круга, того самого, который "омега" открывает, а "омикрон" закрывает.

______________

14 См.: Зелинский Ф. Ф. Из жизни идей. СПб.: Алетейя; Логос, 1995 С, 292. Существенно и то, что c в качестве инициала слова "теос" также означает Бога.