Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6299 ( № 44 2010)

В картине несколько сюжетных линий. И одна из них – про любовь. Про любовь Семёна и Любы. Хотя в фильме нет ни одной постельной сцены, нет поцелуев, нет даже слов любви, но любовью этой семейной пары картина буквально пронизана.

«Что такое любовь? – рассуждает режиссёр Вла­ди­мир Фатьянов. – Это прежде всего понимание: стремление понимать своего избранника, уважать его, пытаться помочь в непростой ситуации. Многие из нас, к сожалению, даже не задумываются над тем, что они могут дать своему любимому человеку».

В картине есть такая сцена. Люба приходит домой и застаёт Семёна пьяным. И пьёт он в силу определённых обстоятельств уже не первый день. Жена не начинает орать на мужа прямо с порога, не набрасывается с упрёками, а долго смотрит на Семёна, потом подходит к нему и тихо спрашивает: «Ну что с тобой?» И в этом простом вопросе слышится огромная любовь. Такая, которая может излечить от всего и спасти.

Какой может быть семья, когда в ней есть взаимное по­ни­мание? Как вместе преодолеть беду? На эти и многие другие вопросы семейной жизни у авторов фильма есть свои ответы.

Картину, снятую по заказу правительства Моск­вы, выпустила студия «Един­ствен­ный дубль» (кинокомпания «Телефильм»).

Геннадий АЛЕКСАНДРОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Наше московское кино

Пока нет нужной пуговицы, не будет и картины

ПРОФЕССИЯ – ХУДОЖНИК ПО КОСТЮМАМ

Да, главное, как говорится, чтобы костюмчик сидел… Но для художника по костюмам, который занят в кинопроизводстве, этого, конечно, мало. Его костюмы, наряды, платья, военная форма, которые используются на съёмках, должны не просто ладно сидеть на главных героях и участниках массовки, – они должны о многом говорить, оставаясь при всём при том как бы незаметными. Непростая задача. Как же она решается? Об этом, и не только, мы беседуем с одним из самых ярких и самобытных художников по костюмам нашего кино Региной ХОМСКОЙ.

– Регина, наверное, спрашивать художника о его самых любимых живописцах – это всё равно, что спрашивать поэта о самых любимых им чужих стихах…

– Любимый художник… Это для меня звучит как-то неправильно. Я понимаю и люблю сам этот вид искусства. В какой-то момент мне ближе всего Гольбейн, а потом вдруг люблю Шагала… В перемене этих влюблённостей есть какая-то тайна. А в моём доме висят картины, которые дарят мои ученики, это мне особенно дорого.

– Кто-то из ваших коллег назвал вас Смоктуновским в сфере вашей профессии.

– (После паузы, с большим удивлением.) Просто не знаю, что сказать. Я стараюсь добросовестно делать своё дело. Опыт, а я в профессии с 1982 года, когда окончила Школу-студию МХАТ, даёт уверенность. При этом я настолько критически отношусь к себе, что любить свои произведения не привыкла. Я люблю своё дело, оно мне ничуть не приелось, хотя в нём немало будничности, даже рутины.

– Есть ли фильмы, которые вас потрясли? Не только с позиций вашей профессии.

– В своё время это были «Игры разума» американского режиссёра Ховарда Рона. В какой-то момент, когда смотрела картину, поняла, что её концовка, её результат непредсказуемы. Такое бывает редко.

– Гм… Иными словами, бóль­шая часть фильмов вас разочаровывает.

– Пожалуй, да.

– И советских, и российских?

– У каждого времени свои краски и своё содержание. Но часто я ловлю себя на мысли, что те картины, которые сейчас подаются как событие, например, «9 рота», на самом деле далеко не всегда отвечают смыслу этого понятия. В советские времена таких картин были десятки. Хотя встречались тогда и слабые, проходные, что называется, «нужные» фильмы.

Проблема, думаю, прежде всего на сценарном уровне. Если есть талантливый сценарий, то талантливые люди всё доведут до талантливого результата. Таких сценариев мало. Читаешь иногда сценарий и вдруг видишь: никого не убивают. Уже счастье! Но дело не только в этом. А ещё в некоей перевёрнутости системы заказов. Получается, что портфель заказов формируется исходя из потребностей самой невзыскательной аудитории. Не её ведут, а она ведёт. Продюсеры хотят снимать то, что даст деньги, что купят телеканалы. Это губит кино, это оглупляет, это коверкает души. Ведь основной потребитель фильмов, которые идут в кинотеатрах, – подростки, молодёжь. Ориентируются как бы на них. Но на лучшее ли в них? И для лучшего ли в них? Эти вопросы продюсеры стараются не задавать себе, отгораживаются от них. Руководители телеканалов тоже обходят их стороной. Отсюда, наверное, гнетущее однообразие в тематике телесериалов. Грустно.

При этом думаю, что талантливые, добрые, глубокие, как и весёлые, оптимистичные сценарии есть, их не может не быть. Просто они не востребованы.

– Сейчас вы работаете на сериале «Вместе» по сценарию Ири­ны Осиповой…

– Когда его прочитала, была под большим впечатлением. Это высокохудожественная работа, есть характеры, есть дух времени, есть неожиданные повороты судеб, есть новизна в трактовках привычных вещей о войне. Есть то, что можно называть открытиями. Я с удовольствием приняла предложение поработать на этой картине. Очень сожалею, что в связи с нехваткой средств сценарий пришлось сократить фактически вдвое. Но всё равно делаем фильм с увлечением.

– Ваша работа, как и участие очень многих, кто делает кино, – это работа «бойцов невидимого фронта».

– Можно сказать и так. Хотя итог нашей работы в буквальном смысле слова видим. Костюм – это психологическая характеристика персонажа, это помощь режиссёру в решении образа. И неважно – современная картина или историческая. Да, костюм не должен бросаться в глаза, должен быть органичным, но должен работать на образ. Драматургия цвета, пластика костюма – это очень важно. Не все постановщики понимают это в полной мере. Иногда говорят: а наденьте что-нибудь, только побыстрее. В любом случае конечный результат – это всегда совместная история.

Года два назад я работала с греческим режиссёром Тео Ангелопулосом над фильмом «Пыль времени», который вышел на экраны в прошлом году. Снимали мы в Казахстане, у нас в Перми, под Нижним Новгородом. Очень скоро я убедилась: не зря про Тео говорят, что он максималист. Его стилю присуще замедленное повествование и долгие кадры. При таком подходе вообще нет мелочей. Он у меня осматривал массовку, а одевали мы тысячи людей. Он осматривал каждого. Каж-до-го! И говорил: если что-нибудь не так, я снимать не буду, пока не исправим. При этом он поднимается в своих картинах до очень глубоких философских обобщений. Это настоящий – мудрый и глубокий – мастер. На картине «Пыль времени» были заняты три художника по костюмам. Кроме меня ещё американец и немец. В титрах мою фамилию Тео поставил первой. Это меня очень тронуло.