Газета Завтра Газета - Газета Завтра 313 (48 1999)

— Видать, Господу еще неугодно мой век земной пресекать. Оклемался.

Намереваясь как следует поговорить, отец Александр отказывается от борща, велит "Маньке" — так зовут кухарку, бывшую детдомовку, подать чаю.

Священник деятелен, в свободное от службы время всецело занят устройством церкви и прилегающих земель как первый миссионер в каких-нибудь языческих пределах, а вовсе не в Третьем Риме с тысячелетней историей христианства. Настоящую битву со стрельбой пришлось ему принять, восстанавливая из руин этот старинный русский приход у Кольцевой дороги.

Что тут было до отца Александра? Кирпичные стены, покрытые наскоро железом, — хранилище, киноархив. В том помещении, где сейчас красуется по всем православным канонам алтарь, была привинчена к полу копировальная машина. Здесь размножали советские фильмы перед тем как продать на экспорт в страны коммунистической ориентации. Образы, тени, демоны революции мелькали в кадрах копировальной машины. Много было Ленина, рабочих, женщин-тружениц. Совсем не было русских святых, именами которых и подвигами воздвигались когда-то это вместилище духа. Теперь, стараниями отца Александра, стало наоборот. Повсюду на свежепобеленных стенах, под затейливыми сводами — лики святых в окладах. А единственный портрет Ленина — в трапезной на тумбочке, под иконой.

Пока я ожидал конца панихиды и "Манька" подносила мне полные тарелки наваристой пищи, глаз не спускал с этого портрета Ленина. Гадал: или по насмешке он тут, или по злому мстительному умыслу, или еще как?

Один из сотрапезников — слегка пьяненький молодой мужик, заметив мою устремленность на образ главного воинствующего безбожника, ринулся в красный угол, схватил портрет и повернул лицом к стене. Мне показалось, для того, чтобы этот портрет мне аппетит не портил. На самом деле, мужик воспользовался моим вниманием к изображению Ильича в своих личных целях как предлогом для того, чтобы высказать на миру свою стойкую антибольшевистскую позицию. В выражениях лихой человек не стеснялся. Бранил великого революционера последними словами демократической пропаганды. А Манька — высокая, могучая с черпаком в руке, уже отталкивала хулителя от тумбочки и восстанавливала на ней заведенный порядок. По всему было видно — не первая была стычка, противоречия разрешались укоренившиеся, требовался посредник.

И когда потом фотокорреспондент стал подстраиваться, чтобы снять отца Александра, я спросил, нельзя ли, чтобы Ленин попал в кадр. Ведь не случайно же выставлен он здесь на всеобщее обозрение.

— Не смущает вас, отец Александр, такой антураж?

— В истории своего народа разве может что-нибудь смущать?

Не только путем умозаключений пришел к такому ответу отец Александр. Вся история его собственного рода в ХХ веке совмещала в себе земные революционные крайности и духовно-религиозные. Бабушка, бывшая в девичестве княгиней Гребенниковой, восстанавливала Советскую власть в Западной Украине. Деду бендеровцы голову отрубили — мученическую смерть принял человек.

Отец стал адвокатом и помогал бедным, много хлопотал о бывших заключенных — это и передалось сыну.

У отца над кроватью всегда висели образы Спаса, Богоматери. И портрет Ленина. "Он бедных любил, — так объяснял отец этот фрагмент в своем иконостасе.

А когда поздней осенью отец умер, то слива в саду расцвела майским цветом, что стало для сына знаком Божьей благодати.

В наши дни, с симпатией рассуждая о Ленине, неминуемо прослывешь за человека рутинного — даже на демонстрациях обнищавших людей редко встретишь портрет этого человека. Все больше Сталина носят. Демократический яд выжег в нас много доброго и честного в былом. Недалеким прослывешь в так называемом общественном мнении, если в угоду ему тоже не посмеешься над Лениным. Обзовут придурком. В лучшем случае — анпиловцем. Это все от страшной нашей несвободы. Большинство из нас контужены пропагандой последних лет. Уж лучше получить контузию прутом арматуры, как отец Александр, но душу сохранить в целости. Не растеряв прежнего света, добавить нового.

О бедных людях, о бедности говорит священник.

— Ловцы душ превращаются в ловцов живота, — молвит отец Александр, рассуждая о методах "работы" соседних кунцевских баптистов. — Бедный русский человек попадается на их подачку. Ему денег дают в секте. А деньги известно откуда. Некоторых даже за границу свозят на экскурсию. Рекламу соответствующую распространяют. Вот так и отваживают нестойких от чистого православного источника, из которого духовной укрепы испивали наши предки в десятках колен, не ожидая от церкви никаких земных благ...

Как раз в тот день, когда мы трапезничали в Кунцеве, в одной южной православной провинции творил мессу папа Римский. Вечером по телевизору я видел угодников, вьющихся вокруг него, надеющихся через него получить тоже что-то вроде турпоездки на Запад, только в более крупном масштабе. И вместо колокольного звона слышался мне с той мессы звон золота в карманах католического старца.

— Они и в нашу армию проникают, — продолжает отец Александр. — Бывшие политруки ничего не смыслят в духоведении. Вдруг на адрес воинской части поступает посылка с духовными книгами. А к ней в приложение — подарки солдатам. Все это распространяется по казармам. И эта воинская часть оказывается чужда по духу русской земле, русской истории. Ее голыми руками можно взять. Представьте, если бы рота спецназа в окопах Бамута читала ваххабитские книжки?.. Я окормляю воинскую часть тут у нас, в Кунцеве. И офицеры, и солдаты — все мы, как родные...

Все-таки нехорошо было лишать человека обеда — я сделал перерыв в беседе, вышел из трапезной и немного побродил вокруг храма.

Как мужику — первому поселенцу в северных краях Руси — веков пять назад приходилось расчищать землю от того, что мешало жить, так и отцу Александру досталась такая же работа в пределах Москвы конца двадцатого века. Бульдозер поработал на славу. На площади в несколько гектаров вокруг храма были выдраны с корнем, счищены ветхие постройки, свалка, разные другие терния. На свежевспаханный шоколад земли падал первый снег. Старые деревья были ухожены по всем правилам паркового искусства. Обязательная ворона каркала из-под купола.

Я заглянул в братский корпус. Там на кроватях с чистыми простынями отдыхали люди, побитые жизнью. Разговорился. Грубоватый все народ, тертый на зонах и пересылках. Но приобретший здесь минимум смиренности — совсем не сквернословят, по крайней мере. Собираются на работу — бетон месить.

Выхожу под снегопад вместе с ними, опять гляжу на чудную церковку. Понимаю, почему из трех предложенных храмов отец Александр выбрал именно этот — самый дальний и заброшенный. Он красив. Чтобы эту красоту увидели все, отец Александр на протяжении шести лет трудился, не покладая рук. Он пришел сюда впервые, когда строение ничем не напоминало церковь — к развалинам. Сам нашел новое помещение для складов "Экспортфильма" — бомбоубежище в Крылатском. Прежде из того бомбоубежища выселив гаражи и выбив для их строительства землю.