Владимир Бушин - Честь и бесчестье нации

Читал я как-то книгу неоэкстраклассика Солженицына о В. И. Ленине. И чем дальше читал, тем яснее видел, что созданный им образ — никакой не Ленин, а сам автор: та же злобность, та же патологическая самовлюбленность, та же болезненная мелочность, то же шкурничество. Подобные вещи случаются в литературе нередко. Кто не помнит восклицания Флобера: "Эмма Бовари — это я!" И Вы в своей "Навозной куче" создали образ не великого писателя, а свой собственный. Вплоть до мелочей. Вы нарядили своего Шолохова во все заграничное, шведское "яркого современного дизайна", — он полжизни проходил в гимнастерке, а Вы всю жизнь, как петрушка, пялите на себя этот самый заморский дизайн. Ваш Шолохов брехлив и безответствен, — это Вы, а не он. Ваш Шолохов источает "провинциальное чванство", — это Вы, а не он. Ваш Шолохов нахваливает Вас: "Мой любимый поэт… Ты у нас талантище", — это Вы так о себе думаете и говорите, а не он о Вас. Ваш Шолохов, желая поразить воображение столичного гостя, разбрасывает на письменном столе старые письма с иностранными штемпелями, будто они недавно получены, — это Вы способны на такие мелочные комические проделки литературного папуаса, а не он с его мировой славой. Вы с негодованием пишете об "имении Шолохова": "что-то вроде имения Болконских из бондарчуковского фильма "Война и мир", — а что скажут Ваши избиратели, если узнают, как Вы, став их депутатом, тут же под этим предлогом потребовали увеличения территории своего "имения" в Переделкине?

Вы навязали своему Шолохову самовлюбленную дурацкую манеру говорить о себе в третьем лице: "Михаил Александрович нужное слово скажет… Михаил Александрович непременно послушает вас с удовольствием" и т. д. — ничего подобного за ним не водилось, и Вы не можете привести ни одного примера из его статей, речей или писем. Это Ваша манера, кормчий. Примеры? Сколько Вам нужно? В речи на II Съезде народных депутатов Вы говорили: "Евтушенко написал вместе с композитором Колмановским песню "Хотят ли русские войны?". В вашей статье об Ахматовой читаем: "Евтушенко написал лучшее стихотворение на ее смерть"… Хватит?

Наконец, Ваш Шолохов — хвастун, лжец и провокатор. Именно в таком облике Вы сами и встаете перед читателем, творец "Навозной кучи". И не в том ли цель Вашей провокации, чтобы, клевеща на великого сына русского народа, оскорбить и унизить сам народ, вызвать вражду и ненависть к нему. Такие дела не проходят без последствий. Если есть на свете справедливость, то воздастся тебе за дела твои полной мерой, провокатор.

Советская Россия, 1991. 30 января и 9 февраля

Новейшие публикации эпохи гласности, которую так пламенно приветствовал Евтушенко, проясняют некоторые "белые пятна" не только советской истории, но и собственной биографии поэта. В частности, поднимают завесу над тайной его бесчисленных заграничных поездок, о многих из которых упоминается в приведенной выше статье. В самом деле, как, каким образом, за чей счет шмыгал поэт по всему свету?

Сперва за границей, а в конце 1996 года и у нас в издательстве "ГЕЯ" вышла книга "Разведка и Кремль". Это воспоминания старейшего советского разведчика начальника Бюро № 1 по диверсионной работе за границей МГБ СССР генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова. Интереснейшее произведение!

В частности, на странице 471 генерал рассказывает, что к его жене, тоже сотруднице госбезопасности в звании подполковника, когда она была уже в отставке, как к человеку, имевшему большой опыт работы среди творческой интеллигенции, руководство тогда уже КГБ обратилось за советом "как использовать популярность, связи и знакомства Евгения Евтушенко в оперативных целях и во внешнеполитической пропаганде". Жена генерала предложила для начала установить с поэтом "дружеские конфиденциальные контакты". Контакты были тотчас установлены, видимо без особых затруднений. Затем было принято решение "направить Евтушенко в сопровождении подполковника КГБ т. Рябова на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Финляндию". Там, в Хельсинки, Женя попал в переделку: на каком-то митинге его хотели отдубасить и уже схватили за грудки, но срочные и высокопрофессиональные меры, принятые подполковником Рябовым, позволили поэту улизнуть от мордобития, и тут же он написал гневные стихи "Сопливый фашизм", до известной поры демократии входившие во все его сборники. Судоплатов писал: "После поездки Евтушенко в Хельсинки он стал активным сторонником "новых коммунистических идей", которые проводил в жизнь Хрущев".

Что значит "активным сторонником"? Возможно, объяснение этим несколько туманным словам матерого разведчика мы находим в публикации еженедельника "Россия" № 4 (63) за 22–28 января 1992 года. В ней говорится об одной, относящейся уже к 1987 году, информации ПГУ (первого главного управления) КГБ СССР для высшей инстанции "о пребывании члена Союза писателей поэта Евтушенко в США, проводившего изучение по нашей ориентировке". Конечно, изучение каких-то, надо полагать, не литературных проблем в Америке по ориентировке КГБ — это нечто гораздо более серьезное, чем участие в молодежном фестивале в компании с надежным подполковником Рябовым. Такое изучение, возможно, не лишенное немалого риска если не для жизни или свободы, то хотя бы для поэтической репутации, мог выполнить только действительно "активный сторонник", для такого изучения надо было созреть. Но, что ж, если началом пути считать Хельсинки, то для полного созревания у поэта было достаточно времени — аж четверть века! А ведь Евтушенко способный, сообразительный, расторопный — все при нем. В случае нужды умеет совершенно менять окраску и голос, выворачиваться наизнанку, способен без малейшего смущения белое называть черным и наоборот, может сам себя отхлестать без малейшего сострадания. Все это мы наглядно видели и в жизни, и в приведенной выше статье. О таком сотруднике могли только мечтать не только КГБ, но и все лучшие разведки мира, включая израильский Моссад".

Помянутые выше документы проливают свет и на некоторые другие загадочные обстоятельства в жизни поэта. На то, например, почему в мае 1967 года Евтушенко не подписал "письмо 79-ти" в поддержку обращения А. Солженицына IV съезду писателей СССР по вопросу о цензуре. Видимо, не разрешил подполковник Рябов. А почему чувствительная душа поэта никак не откликнулась на письмо, которое 2 апреля 1968 года писатель Анатолий Марченко отправил из г. Александрова Владимирской области ему лично? В письме речь шла о тяжелом положении заключенных в тюрьмах и лагерях, где А. Марченко недавно отбыл шесть лет и написал об этом книгу. Не исключаю, что в эту пору чувствительная душа уже носила погоны капитана КГБ, и ей было просто не к лицу вступать в переписку с недавним зеком…