Михаил Зыгарь - Война и миф

— Мне позвонили из больницы и попросили срочно выйти на работу. Сюда подвезли новых раненых, поэтому на кухне нужна была моя помощь. Я работаю в больнице поваром. Так вот, как только я вышел из дома, неподалеку ударила «Катюша». В меня попало шрапнелью — в спину и по ногам. — Яков Абдул не прерывает своего рассказа, но я слышу, что на крыше начинают работать сирены. Я нахожусь в Цфате, в десяти километрах от израильско-ливанской границы. Этот город принял на себя наибольшее количество ракет «Хезболлы». Мы с Яковом разговариваем на балконе городской больницы.

— Скорее в укрытие. Яков, слышите меня, пойдемте, — кричит Сильвия Уолтрес, пожилая эмигрантка из США, работающая в больнице секретарем. — Первым делом надо отойти подальше от окон. Бомбоубежище внизу, на первом этаже.

Я помогаю Якову подняться. Он контужен и, кажется, не слышит сирен. Мы медленно идем к лифту.

Якову не повезло дважды. Через сутки после того, как его госпитализировали, еще одна ракета попала в само здание больницы. Ракета взорвалась на крыше. От самого взрыва никто не пострадал, но почти во всей больнице выбило стекла и несколько врачей получили легкие ранения. В момент взрыва Яков был в палате и от удара упал с кровати. Он тихо продолжает:

— Я сам был танкистом, воевал в Египте в 1973 году, но этот взрыв не могу забыть. Я вспоминаю его каждую ночь.

— А кого вы вините в том, что здесь сейчас происходит?

— Да всех их: сирийцев, «Хезболлу», «Хамас», Иран. Я бы отрубил всем им головы и выставил бы на всеобщее обозрение.

В убежище уже много народу. В основном дети — детское отделение находится совсем рядом. Многие из них плачут. На полу у стены сидит Кристина Маркони, итальянская журналистка из агентства Associated Press. Мы с ней встретились у входа в больницу. Она очень напугана и, кажется, тоже плачет.

Мой гид Рон хватается за пейджер. Как и все израильтяне, он резервист и прикреплен к пресс-службе армии — поэтому ему на пейджер приходят все сводки последних армейских новостей.

— Сейчас объявили воздушную тревогу в Цфате и Хайфе, — констатирует он. — Кстати, за сегодняшний день по Израилю выпустили уже тридцать ракет. Двое наших солдат убиты. «Хезболла» утверждает, что один военный похищен. Убит еще один гражданский. Это произошло недалеко отсюда, в Нахарании, мужчину убило, когда он бежал в бомбоубежище, прямым попаданием.

Я слышу, как рядом со мной одна из врачей разговаривает по телефону по-русски.

— Ты уже в убежище? И мы тоже сидим. Давай, дочка, звони.

Я подхожу к ней. Ее зовут Ольга, она из Ессентуков. Живет в Израиле уже 10 лет, в больнице работает педиатром.

— Надоело это все, — улыбается Ольга. — В пятый раз за сегодня приходится сюда бегать.

— А не страшно вам? Почему вас не эвакуируют? Почему сами не убежите?

— Как же мы бросим детей? Я сегодня вообще здесь на дежурстве, двадцать четыре часа работаем. А так весь Цфат уже пустой. Почти все переехали на юг. Страшно, конечно, но я сама живу не в Цфате, а на Голанских высотах. Там бомбят меньше.

Ольга снова улыбается.

— Как вы отсюда поедете? — заботливо спрашивает она. — Вам лучше уехать до того, как стемнеет, а то по вечерам здесь совсем страшно.

Мы слышим несколько разрывов — один за другим.

— Пойдемте, покажу вам, куда упала ракета, — предлагает Ольга. — Это было в десять вечера. Вот в этом кабинете сидел начальник нашего отделения. Спиной к окну. На него выбитые стекла и посыпались.

Комната и правда усеяна битым стеклом.

— И как он сейчас?

— Нормально, держится старичок. Сегодня вышел на работу, организовал нам лекцию по медицине, чтобы хоть как-то отвлечь нас от этих событий.

Мне пора ехать. У лифта ко мне подбегает молодая женщина с ребенком на руках, одетая в ортодоксальное иудейское платье.

— Меня зовут Карен. Пожалуйста, выслушайте меня, — кричит она на прекрасном английском.

— Да, пожалуйста, Карен.

— Мне уже надоело то, что показывают по телевизору. CNN целыми днями ведет трансляцию из Бейрута, считает жертвы там, в Ливане. Я сама американка. Почему они говорят об арабах, а не заботятся о нас?

— Может, их показывают оттого, что в Бейруте намного больше разрушений. А может, оттого, что жертв в Ливане значительно больше. За последнюю неделю там погибло около трехсот человек. Это раз в десять больше, чем израильтян.

— Но ведь они террористы!

— Да нет, большинство погибших в Ливане — мирные жители.

— Но ведь и мы тоже мирные жители. Почему мы должны тут сидеть из-за того, что Израиль всегда делает то, что нужно Америке? У меня больной ребенок, мне приходится все время жить в больнице. Мне некуда идти.

Секретарь больницы Сильвия Уолтерс буквально силой заталкивает меня в лифт.

— Не слушайте ее, она только недавно приехала из Америки и ничего еще не понимает. Я сама из Филадельфии и живу в Цфате больше сорока лет. Я-то понимаю, что Америка тут ни при чем. Это религиозная война. Воюют фанатики.

— Сейчас все по-разному называют то, что у нас происходит на ливанской границе, — рассказывает Гилад Алид, гендиректор десятого канала израильского телевидения. — Например, на первом канале все эти новости идут под рубрикой «Назад в Ливан». Большинство газет называет это просто «война». Мы же пока говорим так: «Сражения на севере».

Десятый канал — один из двух основных израильских частных телеканалов. Как утверждает Гилад, с началом последних боевых действий рейтинги зашкаливают — вся страна не отрываясь следит за новостями. Правда, в то же время канал заваливают письмами возмущенные зрители.

— Очень многие считают, что мы слишком критичны. Нас даже обвиняют в недостатке патриотизма. Многие зрители считают, что если мы ведем войну, то весь народ должен сплотиться вокруг правительства, оказывать ему полную и безоговорочную поддержку. Они считают, что сейчас не время задавать неудобные вопросы. Наши журналисты почему-то все время спрашивают у военных: «Зачем? Почему? Что дальше?» Военным это не нравится, но ведь наша работа не помогать военным, а давать точную информацию и задавать им вопросы, пусть и неудобные.

Сам Гилад, впрочем, обвиняет в излишней критичности европейских журналистов.

— Как же так можно? Не мы начали эту войну. А европейские журналисты описывают ее так, будто бы мы агрессоры. Но мы всего лишь защищаем себя.

— Гилад, многие европейские журналисты просто считают, что реакция Израиля была слишком жесткой. Помнишь, в самом начале операции начальник генштаба Израиля Дан Халуц сказал: «Мы вернем Ливан на 20 лет назад».

— Ну, комментировать его слова — это не мое дело. Пусть израильский МИД объясняет официальную позицию правительства. А дело журналиста просто сообщать факты.