Найджел Кауторн - Замурованная. 24 года в аду

Поначалу Элизабет придерживалась версии о странной религиозной секте, куда она сбежала, о том, что у нее не хватало времени на детей, – но это не объясняло ни ее внезапного появления, ни ужасного состояния ее дочери. Сначала ее арестовали по подозрению в плохом обращении с детьми, но для полиции было очевидно, что и сама она страдает от того же самого. Как и у дочери, у нее не было зубов, а лицо было нездорово-бледным. Чем дальше шел допрос, тем яснее видели офицеры растущее беспокойство Элизабет. Но постепенно они продвигались к цели, и через два часа осторожных убеждений – и настойчивых заверений, что ни она, ни ее дети больше никогда не увидят ее отца, – она начала рассказывать им свою чудовищную историю.

«Она поверила нам, – сказал Ленце. – Было уже достаточно поздно, где-то около полуночи, когда она призналась, что не бросала своих детей, а была заперта 24 года. А потом, без перерыва, еще два часа она рассказывала обо всех 24 годах, что она провела в подвале».

В четверть первого ночи, когда было исписано уже три полные страницы протокола допроса, они поняли, что загадка, над решением которой они так отчаянно бились, внезапно переросла в самое громкое дело за всю их практику.

Постичь все это сначала было непросто, но в течение следующих часов Элизабет поведала всю историю своего плена. Она рассказала, что ее собственный отец запер ее, когда ей было восемнадцать лет, в специально отведенном для этого подвале. Там он часто насиловал ее, и она родила семерых детей. Каким бы непостижимым это ни казалось, но доказательства были налицо – прямо напротив них.

«Первый детектив наблюдал перед собой необычную картину, – сказал Польцер. – Он внимательно смотрел на нее, на то, как она выглядит. Мне не хочется вдаваться в детали, но, видя эту женщину, можно было поверить, что она провела в заключении много-много лет».

Было совершенно очевидно, что эта женщина прошла через какие-то чудовищные испытания, и становилось все очевиднее, что кошмарная история заключения, насилия и инцеста, которую рассказала Элизабет Фрицль, была правдой.

«Меня до сих пор бросает в дрожь», – признался Ленце.

Это было тем неприятнее для начальника округа, что он общался с Фрицлем, которого до той поры считал выдающимся жителем города. «Лично для меня это стало испытанием. Особенно после того, как сам преступник звонил мне за 24 часа до раскрытия этого дела и горячо благодарил меня за то, что я выписал команду кризисного вмешательства для поддержки их семьи».

История, которую услышали в полиции от Элизабет Фрицль, шокировала всех. В это трудно было поверить. До того как она заговорила, не было никаких сомнений в том, что герр Фрицль не только выдающийся в городе человек, но и опора общества, каким его все знали. В то время полиция не знала о прошлых жестоких сексуальных обвинениях, данные о которых были изъяты из дел.

«Мы ничего не знали об этом, а я не мог предугадать вещей, о которых ничего не знал, – оправдывался губернатор округа Ганс Хайнц Ленце. – В Австрии действует закон о сроке давности».

Даже без этих крайне существенных сведений шокирующий рассказ Элизабет требовал внимательного расследования. На следующий день Фрицля препроводили в его дом, где заставили показать подвал. Тайное убежище было так хитро спрятано, что когда полиция обыскивала участок, не смогла найти его. В конце концов Фрицль сдался и сам показал его полицейским. Пройдя пять подвальных комнат – включая и ту, где была печь и маленький кабинет, – через восемь запертых дверей, они достигли мастерской Фрицля. Там он показал им спрятанную за стеллажом мастерской армированную бетонную дверь в метр высотой. Она была так мала, что даже строительная инспекция не заметила ее. Потом Фрицль взял пульт управления, набрал код, открывавший дверь потайного подвала, и они протиснулись внутрь.

Старший инспектор Леопольд Ец, глава отдела Нижней Австрии по расследованию убийств, был первым из офицеров, кто увидел перепуганных, смертельно бледных мальчиков Фрицлей, которые всю жизнь провели под землей.

«Они оба были в ужасе и были страшно бледны, – сказал он. – Мальчиков вывели наверх, и они впали в оцепенение, увидев свет, которого всегда были лишены. Настоящий мир был им совершенно чужд».

В интервью немецкому изданию Ец рассказал, что он был ошеломлен их недоумением и замешательством, когда они обнаружили себя ступившими в другой мир, который знали до этого только из телевизора в подвале и рассказов матери о жизни, которая у нее была до того, как ее саму заперли здесь в восемнадцать лет.

Мальчики вполне сносно говорили по-немецки, хотя их речь была далека от нормы. Тыча пальцем в увиденное впервые небо, Феликс спросил полицейского: «А там, наверху, Бог?»

Их мать всегда говорила ему, что небеса – «там наверху». Эти слова горько было слышать от женщины, проведшей в подземном полумраке большую часть своей сознательной жизни, но знавшей, каков был мир чистого воздуха и свободы над их головами. И еще более горько было при мысли, что ее жизнь с отцом даже на земле была далека от рая.

Старший мальчик ходил ссутулившись, потому что низкие потолки подвала не позволяли ему выпрямиться в полный рост. Другой предпочитал ползать на четвереньках, хотя мог и ходить неуклюжей обезьяньей поступью. Между собой они общались на своем тайном языке. Они понимали немецкий, но говорили на нем со специфическим произношением, переняв его из телепередач, увиденных в изолированном бункере.

Полицейские, освободившие Феликса и Стефана, были первыми незнакомцами, которых те встретили в своей жизни. «Им все было ново, – сказал Ец. – Единственное их представление об окружающем мире было из телевизора».

Хотя, конечно, мальчики были в чем-то странными и диковатыми, Элизабет все же проделала отличную работу, воспитав их. «Мы были очень удивлены тем, как хорошо они были воспитаны и образованы, – продолжал Ец. – Мы поняли, что их мать сделала все, что в ее силах, чтобы дать детям образование исходя из своих ограниченных возможностей. Кроме того, только она сама могла заботиться о детях, когда они заболевали».

Когда дети были найдены, Фрицля увели. Позже к ним привезли Элизабет, чтобы облегчить мальчикам стремительное возвращение в этот мир. Теперь вопрос состоял в том, чтобы поместить детей в безопасное место, где можно было бы начать их восстановление после таких мучений. Они с матерью молча ждали, когда машина увезет их. Когда она появилась, пятилетний Феликс насторожился.

«Ему это казалось таким диковинным, что, когда распахнулась дверца, он в панике вцепился в свою мать, как будто боялся того, что сейчас покажется оттуда».