Дмитрий Хмельницкий - СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова

Итак, с трех попыток я смог вытрясти из сотрудников отдела 5.4 три дела, объединявшие документацию за 1933–1937, 1938–1940 и 1944–1947 годы. Поверить Шестопалу было сложно еще и потому, что получалось, будто бы в архив не было сдано дело, включавшее хронологическую середину службы Т. в РККА — 1941–1943 гг. Между тем именно в 1941–1943 гг. Т. наиболее активно участвовал в войне: за этот период он был дважды сбит; получил, по крайней мере, два тяжелых ранения и прошел службу в трех полках, причем в одном из них он работал адъютантом эскадрильи, а в другом — адъютантом командира полка. С трудом верится, что именно этот период не представлен в хранящихся в ЦАМО офицерских делах покойного гвардии капитана.

Причину, по которой Шестопал скрывал от меня это дело, я знал, будучи хорошо знаком с биографией Т. Как раз на зиму 1941/42 года пришлось пребывание Т. под судом военного трибунала за опоздание из отпуска. 25.11.1941 г., на основании статьи 193–10 параграф А УК с санкцией, предусмотренной статьей 193–7 параграф Д УК, Т. был приговорен к 8 г. лишения свободы в И.Т.Л. без поражения в правах и без конфискации имущества за отсутствием такового. На основании параграфа 2 статьи 28 УК исполнение приговора было отсрочено; Т. был оставлен в действующей армии и предупрежден о том, что если он проявит себя стойким защитником Родины, то, по ходатайству командования, военный трибунал может освободить его от избранной меры наказания либо заменить приговор более мягким.

Т. отличился в боях и в течение 1942 г. дважды при выполнении боевых заданий получал тяжелые ранения. Неудивительно, что по определению военного трибунала авиации дальнего действия от 17.11.1942 г. Т. был освобожден от наказания и судимость была снята.

Очевидно, что копия приговора военного трибунала должна была быть подшита в его офицерское дело, что и могло послужить причиной того, что Шестопал успешно попытался скрыть от меня наличие дела.

Примечательно, что родственники Т. сами рассказывали мне об этом случае; все обстоятельства дела мне известны в мельчайших деталях — вплоть до дат определений военного трибунала. Поэтому усилия Шестопала скрыть от меня офицерское дело, в котором должны содержаться данные о судимости Т., бессмысленны.

Если я полагал, что содержание дела можно выяснить, лишь просмотрев подшитые в него документы, то своим признанием, прозвучавшим в марте 2007 г., Шестопал дал мне понять, что в хранилище введена такая система учета, при которой на карточках, заполнявшихся в последние годы, делается пометка, если военнослужащий находился под судом. «Там можно такие сведения почерпнуть!» — мечтательно уверял меня архивист, рассказывая, что помимо фамилий и номеров на карточках записано «кто там судился».

Целенаправленное сокрытие документов стало очевидным также благодаря тому, что еще 5 мая я оформил большой заказ на изготовление фотокопий с портретных снимков военного времени. Прежде чем оформить заявку, я проверял, есть ли снимки интересующего меня периода в их учетно-послужных картах и офицерских делах. В частности, пытался выяснить, не содержится ли в личном деле Т. фото, сделанное до 1943 г., то есть в тот период, пока в РККА знаки отличия носили на петлицах. Меня заверили, что в офицерском деле Т. нет ни одного фотоснимка с петлицами, и на обороте его портретной фотокарточки 1947 года написали карандашом: «Предвоенного фото нет».

Уже в сентябре месяце, получив два офицерских дела Т., материалы которых датируются предвоенным периодом, я обнаружил в них два разных фотоснимка — один августа 1936 г., сделанный в Рогани близ Харькова, второй — мая 1940 г., сделанный на Дальнем Востоке. Не найти эти снимки было физически невозможно. Если в одном деле снимок был приклеен ко второй странице, то в другом — крепился на второй странице обложки, то есть был заметен, стоило лишь открыть дело.

Поверим, что архивисты говорили правду, заверяя меня в том, что офицерское дело Т. не содержит его снимков с петлицами. В таком случае надо предположить, что между 5 мая, когда я оформил заказ на изготовление фотокопий, и сентябрем 2005 г., когда я обнаружил эти снимки, умерший в 1987 году гвардии капитан в отставке Т. воскрес, причем воскрес в физической кондиции здорового 27–31 — летнего молодого человека; умыкнул из неведомого музея гимнастерку и комплект петлиц с лейтенантскими кубиками; сбегал в два разных фотоателье, не забыв при этом поменять прическу; затем где-то изготовил две печати (одну военного авиационного училища; другую — бомбардировочного полка), поставил эти печати на оборотах полученных в фотоателье снимков. Заодно оживил также давно покойных начальников штабов, заверявших подлинность его фотоснимков. И наконец, приехав в Подольск, прокрался, не получая пропуска на контрольном пункте, на территорию архива; проник тайком в архивохранилище и подложил в свои офицерские дела два фотоснимка. А в заключение вновь умер, успокоившись с чувством выполненного долга под могильной плитой на Хованском кладбище близ Москвы, что, разумеется, не было замечено его ненаблюдательными родственниками.

Мда, славная и поучительная история. Как раз из разряда тех, которые могут объяснить, каким таким образом архивистам удалось не обнаружить в мае месяце его предвоенных снимков.

18 октября 2005 г. я получил подтверждения того, что сотрудниками хранилища 5.4 противоправно уничтожались документы из личных дел офицерского состава.

С личным делом старшего лейтенанта А. я впервые ознакомился в 1997 году, но тогда, не имея еще нотариальной доверенности, я был лишен возможности скопировать его в полном объеме, хотя дело № 840 268 старшего лейтенанта А. содержало документацию, отражающую его службу исключительно с комплиментарной стороны.

В 1997 году дело содержало не менее 80 страниц.

Открыв дело № 840 268 спустя 8 лет, я обнаружил, что ему заменили обложку и насчитывалось в нем вместо более чем 80 страниц, как прежде, только 51! В выпотрошенное (то есть сокращенное на треть) дело не был подшит ни лист-заверитель, ни акт с перечнем уничтоженных документов. Дату переформирования дела содержала только запись на предпоследней странице обложки:

«В личном деле подшито и пронумеровано 51 листов.

Фотографий 6. Жетона с личным номером нет.

Таким образом, 4 июня 2004 г. следует считать датой уничтожения, по крайней мере, 29 листов из личного дела старшего лейтенанта А.

Сотрудники отдела 5.4 заверили меня в том, что в личном деле они могли уничтожить только «копийные документы», то есть вторые экземпляры документов, подшитых в это же дело.

Однако несколько ксерокопий, сделанных мной еще в 1997 году, позволили мне утверждать, что в личном деле № 840 268 старшего лейтенанта А. был уничтожен, по крайней мере, один документ, не дублировавшийся полностью другими в деле.