Дмитрий Хмельницкий - СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова

Прокуратура Московского военного округа, отказавшись признавать, что в действиях Шестопала были многочисленные нарушения, очевидно, решила выгородить не столько архивиста, сколько руководство ЦАМО и Архивной службы Вооруженных сил, поскольку даже косвенное согласие с изложенными в моей жалобе аргументами означало бы, что непосредственные руководители Шестопала не контролировали ситуацию в возглавляемом им отделе.

Если же верно мое предположение, что Шестопал был связан с госбезопасностью, то прокуратуре пришлось принять компромиссное решение и пойти на то, чтобы не сообщать мне результаты проведенной по моему же ходатайству проверки.

Тем не менее общение с прокурорскими работниками Шестопал перенес болезненно. Говоря о работе комиссии в отделе 5.4, Шестопал крайне раздраженно восклицал: «Меня тут уже расстреливать собирались!»

Хотя после проверки, проведенной летом 2006-го прокуратурой в возглавляемом им хранилище, Шестопал не лишился своей должности, он хорошо понимал, что при дальнейшей огласке допускаемых им правонарушений прокуратура откажется от ведомственной привычки «своих не выдавать» и примет по отношению к нему жесткие санкции, чтобы прекратить разрастающийся конфликт.

Когда архивиста ознакомили с моей жалобой в ГВП, Шестопал осознал, что ходит под несколькими статьями Уголовного кодекса, и вопрос их применения зависит исключительно от согласия прокуроров. С этого момента ему стало ясно, что всякий раз, как я прихожу работать в отдел 5.4, мне могут становиться известны какие-нибудь еще допущенные им и его сотрудником нарушения архивных норм.

Возможно, самым шокирующим для него стал правовой антагонизм между повседневной практикой его работы и требованиями, сформулированными в нормативных актах.

Скрывая от меня личные дела, Шестопал совершал действия, предусмотренные статьей 140 Уголовного кодекса РФ, гласящей, что «неправомерный отказ должностного лица в предоставлении собранных материалов, непосредственно затрагивающих права и свободы гражданина, либо предоставление гражданину неполной или заведомо ложной информации, если деяния причинили вред правами законным интересам граждан, — наказываются штрафом в размере от двухсот до пятисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от двух до пяти месяцев либо лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок от двух до пяти лет».

Игнорируя нотариальные доверенности, Шестопал саботировал и норму, декларированную в «Правилах работы в читальном зале», утвержденных приказом № 23 начальника ЦАМО 3 марта 2005 г. Ставя свою прихоть выше подписанных начальником архива правил, которыми регламентировалось взаимоотношения архива и исследователей, Шестопал превышал свои должностные полномочия. А это подпадает под действие статьи 286 УК РФ, гласящей, что «совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций, либо охраняемых законом интересов общества или государства, — наказывается штрафом в размере от 100 до 200 минимальных размеров оплаты труда или в размере заработанной платы или иного дохода осужденного за период от одного месяца до двух, либо лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет, либо арестом на срок от четырех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до четырех лет».

В этих действиях содержится также состав правонарушения, оговоренного в статье 330 УК РФ: «Самоуправство, то есть самовольное, вопреки установленному законом или иным нормативным правовым актом порядку совершение каких-либо действий, правомерность которых оспаривается организацией или гражданином, если такими действиями причинен существенный вред, — наказывается штрафом в размере до восьмидесяти тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев, либо обязательными работами на срок от ста восьмидесяти до двухсот сорока часов, либо исправительными работами на срок от одного года до двух лет, либо арестом на срок от трех до шести месяцев».

Самым опасным образом против Шестопала могло обернуться проводимое им уничтожение как отдельных документов, так и целых дел. Статья 243 УК предусматривает, что за «уничтожение или повреждение /…/ документов, имеющих историческую или культурную ценность» ответственное лицо наказывается штрафом в размере до двухсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев либо лишением свободы на срок до двух лет».

Кстати, «те же деяния, совершенные в отношении особо ценных объектов или памятников общероссийского значения» могут стоить архивисту «лишения свободы на срок до пяти лет».

Если бы сотрудники прокуратуры, проводя летом 2006 г. проверку моей жалобы, не стали проявлять к архивисту неуместного снисхождения, не позднее осени того же года он прекратил бы работу в ЦАМО. Это позволило бы руководству архива изменить кадровый состав отдела 5.4 и привести принципы его работы в соответствие с требованиями архивного законодательства. Увы, Шестопал остался на своем посту, и его возмутительная неподконтрольность начальнику ЦАМО стала залогом того, что конфликт в последующие месяцы развивался по нарастающей.

В августе 2006 г. Шестопалом было получено предписание Главного управления кадров допустить меня к делам нескольких офицеров, включая двух генералов. И если необходимость ознакамливать меня с делами среднего начальствующего состава вызывала сопротивление со стороны Шестопала, то согласие ГУКа предоставить мне доступ к документам высшего начсостава вызвало у него откровенный протест.

Оставалось только каким-то образом дезавуировать полученное из ГУКа разрешение. И тут архивист пошел на откровенную подмену терминов.

Несмотря на то что исходящим ГУКа № 173/7/2063п от 3.08.2006 мне был предоставлен доступ к личным делам не только среднего, но и высшего начальствующего состава, Шестопал решил усложнить мне работу и потребовал запросить у ГУКа отдельное разрешение на ознакомление с послужными списками из генеральских дел: «Вам решили показать только офицерские дела, а генеральские я не покажу без разрешения ГУКа».

Юридических оснований к этому требованию не было, но Шестопал придумал формальный повод: он объявил мне, что в разрешении ГУКа не упоминается слово «генерал». По словам архивиста, ГУКом было разрешено мне ознакомление лишь с офицерскими делами.