Н Гершензон-Чегодаева - Первые шаги жизненного пути

Полагавшиеся нам, как и другим детским колониям, продукты, а также мануфактуру, обувь и готовое платье мы получали где-то возле станции Пушкино. Какими бы скромными ни оказывались привезенные дары государства, мы всегда встречали их с радостью и любопытством.

Наши гости

Необычайно хороши, прямо-таки лучезарны в своем ярком, ничем не запятнанном веселье были происходившие по разным случаям праздники, которые очень скоро приобрели свои традиции. Мне запомнился один такой праздник летом 1920 года, когда справлялось рождение Лидии Мариановны.

Для нас он начался на заре - часа в 4 утра. Маленькие девочки в теплые летние ночи спали обычно на балконе на полу на положенных в один ряд матрасах. С вечера мы задумали план, которым руководила Лида Кершнер.

Как только рассвело, Лида явилась из соседней комнаты, где жила со старшими девочками, и разбудила нас. Я живо помню чувство, с которым вставала со своего матрасика: и спать мне хотелось, и радость праздничного дня охватила мою душу, и утренний холод разбирал. Мы быстро оделись, взяли большой белый эмалированный кувшин и каждая по кружечке и, тихонько пробравшись по коридору и лестнице, вышли из дома и отправились в лес, где на хорошо знакомых нам местах росла не тронутая никем земляника.

Ягод было так много, что нам понадобилось не больше часа, чтобы наполнить огромный кувшин. Домой мы успели вернуться вовремя. Через несколько минут после того, как мы юркнули под свои одеяла, Лидия Мариа-новна пришла нас будить.

В этот день по кухне дежурила Лида. Поэтому именинный пирог (для которого предназна-чались ягоды) удалось испечь втайне, и он оказался для всех остальных ребят и для героя дня - Лидии Мариановны - сюрпризом, который вызвал всеобщий восторг, сопровождавшийся радостными криками и визгом.

Этот летний день с начала и до конца запечатлелся в моей памяти. Праздничный обед бы накрыт на столах, которые расставили под деревьями на лужайке. Перед обедом, как обычно, ребята собрались купаться. Купанье это ознаменовалось одним веселым событием, которое надолго запечатлелось в летописи жизни колонии.

С утра в колонию приехали разные гости. Среди них была старинная приятельница Лидии Мариановны - Олимпиада Ивановна Зеленина (жена известного врача - профессора сердеч-ника Зеленина, который был с ней в разводе и имел уже в то время другую семью). Как и Лидия Мариановна, Олимпиада Ивановна была теософка. С ней приехал ее сын Женя. Это был круп-ный высоки мальчик в очках, который к своим 16 годам успел вырасти до размеров взрослого мужчины. Веселый, простой, чуть-чуть в чем-то нелепый, от с первой же минуты своего появления завоевал всеобщую симпатию.

У наших мальчиков на пруду имелся плот, который °ни сами смастерили и с которым много возились. Во время купания они предложили Жене Зеленину покататься на плоту. Он взгромоз-дился на него одетым, вероятно, сделав это недостаточно ловко. Этот плот не выдержал тяжести большого неуклюжего парня и погрузился в воду. На Жене надета была тонкая суконная тужурка и такие же брюки-галифе полувоенного типа. Весь его костюм промок до нитки.

Мы все, вместе с гостями, сидели на лужайке за празднично накрытыми столами, когда из-за холмика, скрывавшего от наших глаз пруд, появилась процессия мальчиков, ведших мокрого Женю. Все они громко смеялись, наперебой рассказывая нам о том, что случилось на пруду. Сам Женя смеялся громче всех (привычка подтрунивать над самим собой и смеяться над собственны-ми слабостями и неудачами, которая обнаружилась в тот день, до старости осталась одним из характерных и очень привлекательных свойств Жени Зеленина).

Мальчики удалились в дом, чтобы переодеть Женю, и там пропали. Их долго ждали с обедом, наконец, они появились. Их явление было встречено громким взрывом долго не смолкавшего веселья. Оказалось, что во всей колонии не нашлось одежды, по размерам подходившей Жене. После тщетных поисков и неудачных примерок Женя стащил с себя тужурку и натянул ее вместо брюк, просунув ноги в рукава, а вместо куртки накинул на плечи халат Лидии Мариановны. В таком виде он и пришел к столу. Ему пришлось щеголять в этом наряде довольно долгое время и после обеда, так как его толстые брюки не могли скоро просохнуть. После этого праздника Женя остался в колонии и сразу вошел в коллектив, заняв в нем свое прочное место.

В колонию на протяжении всех лет ее существования приезжало много интересных людей. Некоторые из них были постоянными, верными ее друзьями и воспринимались нами и как полноправные члены колонии.

Самым верным и самым желанно-любимым другом с первых дней стала Анна Соломоновна Шлепянова - чудесный, яркий и оригинальный человек, оставивший в моей душе неизглади-мый след и чувство величайшего уважения, любви и признательности. Анна Соломоновна также была старинным другом Лидии Мариановны По-видимому, ее убеждения не совпадали с теми, которые были свойственны Лидии Мариановне, так как она была принципиальной атеисткой, рационально и трезво смотревшей на жизнь Но думаю, что разница во взглядах ничуть не мешала их дружбе, чему залогом служило золотое сердце Анны Соломоновны, свойственная ей безграничная любовь к людям и доброта, составлявшая самую суть ее натуры.

Анна Соломоновна была на несколько лет старше Лидии Мариановны и, мне кажется, относилась к ней как старший друг, с неизменной заботой и нежностью Впрочем, оттенок заботливой нежности вообще определял отношение Анны Соломоновны к людям. Этому способствовала и ее профессия детского врача. Когда Анна Соломоновна впервые появилась в колонии, ей, вероятно, не было еще 50 лет. Но нам она казалась старой. Действительно, она была старообразна. Довольно крупная женщина с сильными руками и ногами, с большой, покрытой постоянно растрепанными, выбивавшимися из высокой прически седыми волосами, она имела характерное некрасивое скуластое лицо. Но огромные черные, полные огня глаза, которые буквально метали искры, делали это лицо прекрасным

Анна Соломоновна обладала неукротимым темпераментом. Всегда бодрая, веселая, она всем своим существом утверждала жизнь, которую принимала с ее трудностями и горестями радостно и открыто, заражая этим чувством окружающих. Стоило ей появиться среди людей, как жизнь начинала вихрем кружиться вокруг нее, сиять и искриться, не оставляя никого равнодушным. Анна Соломоновна совершенно не думала о том, какое впечатление она производит на людей. Она действовала решительно, согласовывая свои поступки исключительно с теми импульсами, которые возникали у нее в данный Момент. По большей части эти импульсы определялись настоятельной душевной потребностью сделать что-нибудь хорошее для людей, и тут Анна Соломоновна не считалась ни с какими преградами, условностями или препятствиями: дна попросту их не замечала Помню один случай, очень в этом смысле для нее характерный.