Патрик Гардинер - Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма

363

Бесполезно обращаться к столь неясному и неопределенному понятию в этом контексте, в любом случае, преступник, нарушая законы государства, которое обеспечивает его благосостояние и безопасность и которое, в определенной мере, он должен укреплять, теряет свое право на доброе к нему отношение со стороны законопослушных граждан.

Шопенгауэр считает, что государство - это изобретение, созданное для удобства людей. По этой причине абсурдно возвеличивать его сущность и роль, как это стало популярно в Германии, как будто государство имеет полубожественную природу и способно достичь "моральных целей" человечества. Тем не менее немецкие философы обычно именно таким образом понимают государство, и их рассуждения выявляют упадок их расы. Шопенгауэр говорит, что головы немецких философов начинают кружиться, когда они слышат некие выражения, одно из которых - "Государство" - это "Бытие" (Sein), а второе "бессмысленная связка": "немцы тотчас погружаются в некое бредовое состояние и начинают бросаться бессмысленными высокопарными фразами, которые представляют собой наиболее абстрактные и, следовательно, пустые понятия, связанные вместе и нагроможденные друг на друга" ("Parerga", II).

Однако нам не следует обманываться подобными высказываниями, так как любая теория, утверждающая, что государство - некий моральный субъект, должна быть отвергнута. Примем за основу два следующих понятия: первое - как мораль, так и гражданское законодательство связаны с деятельностью людей, второе - оба эти понятия связаны с такой деятельностью, которая оказывает влияние на благосостояние других людей, их "радости и горести".

364

Рассмотрим их различие. В этике нас прежде всего интересует, как поступает человек, исходя из "внутренней значимости" действия; то есть мы обычно оцениваем поступки в связи с характером человека и внутренними склонностями, из которых и возникают поступки как их проявление. С другой стороны, с точки зрения политики и государства подобное утверждение неуместно, так как единственное назначение государства - создать людям благоприятные условия для жизни и не допустить нанесения им ущерба другими людьми, и меры, которые оно применяет, должны быть наиболее эффективными.

Другими словами, важно только одно - действия человека не должны причинять вред его соседям или ставить под угрозу безопасность общества. Если же их действия представляют опасность, государство должно предотвратить совершение человеком преступлений в будущем, а другим людям - не позволить следовать его примеру. Другие вопросы, имеющие практическую важность для этики, следующие: многие ли из тех индивидуумов, кто относится с уважением и интересом к своим согражданам, будут относиться к ним так же и не будут допускать агрессивных и губительных для жизни других желаний, если страх наказания исчезнет? Много ли таких индивидуумов скрыто в государстве, где есть меры наказания?

Интересы законодательной и судебной власти исключительно практичны, они касаются только того, что происходит, - "поступка" и его "коррелята", то есть имеющегося или возможного страдания одного человека от действий другого.

365

Многое из того, что Шопенгауэр говорит о государстве, может показаться разумным тем людям, кто знаком с экстравагантными идеями его современников. Но, тем не менее, некоторые из его наблюдений весьма парадоксальны. Например, что он имеет в виду, когда говорит о понятии "поступки" в данном контексте? Если, с его точки зрения, закон не имеет никакого отношения к намерениям, мотивам и даже характеру и наклонностям, то понятие поступка будет ошибочным, по крайней мере в отношении многих правовых систем. Можно даже допустить, что Шопенгауэр сам не очень уверен, стоит ли начинать подобную дискуссию, учитывая его ранее описанную теорию действия относительно воли с явным принижением значения обычных понятий, связанных с ответственностью. И далее, независимо от вышесказанного, разве обязанностью государства не является перевоспитание преступника, а не только предотвращение подобных правонарушений, хотя методы, которые оно использует для перевоспитания, могут показаться грубыми и жестокими? И если это так, не очевидна ли здесь аналогия с этикой, поскольку моральные наставления имеют своей целью изменение и улучшение характера человека?

Но если бы Шопенгауэр попытался ответить на подобные возражения, вероятно, он вернулся бы к вопросу о различии между эмпирическим и умопостигаемым (интеллигибельным) характерами; очевидно, что многие различия, которые мы имеем в виду, говоря о действиях человека, Шопенгауэр отвергает на сознательном феноменальном уровне, а затем возвращается к ним, когда говорит о ноуменах ("вещах в себе"). Учитывая это противоречие, Шопенгауэр, несомненно, подчеркнул бы свое утверждение, что человека, его внутреннее "я", нельзя изменить или преобразовать ни посредством внешнего влияния, ни путем наказания, ни какими другими способами.

366

Он также оспорил бы, что вышеупомянутые замечания ни в коей мере не затрагивают сути его теории, которая заключается в том, что само существование государства предполагает признание того факта, что, когда люди предоставлены сами себе, они не могут уважать желания, нужды и интересы других; "если бы это было не так, то государство было бы не нужно" (том I). Таким образом, обсуждение причин существования политических и правовых учреждений и их функций помогает увидеть главную проблему этики - проблему, каким образом человек может действовать бескорыстно ради других людей, а не в своих личных интересах.

Кьеркегор однажды заметил, что Шопенгауэр "сделал этику гениальной" [1], и этим афоризмом проник в самую суть. Как мы видели, Шопенгауэр считает поведение человека неразрывно связанным со знанием о мире, который мы воспринимаем в разных формах в соответствии с законом достаточного основания. Пока человек представляет реальность исходя из principium individuationis, он не может вести себя по-иному, чем так, как будто только он, его интересы и желания важны. Он не может в отношениях с другими сдерживать свою волю, поскольку он абсолютно осознает ее присутствие в своем индивидуальном самосознании и представляет себя центром мира: "...его эфемерная личность, его недолговечное существование, его кратковременное удовлетворение - только это реально существует для него; и он сделает все, чтобы сохранить их..." (том I).

1 Jouraals (Дневники). 1319.

367

Именно отсюда появляется готовность воспринимать других людей как не имеющих значения, эта готовность лежит в основе всех пороков и низких поступков - от простого бессердечного невнимания к людям и безразличия к их страданиям до получения извращенного удовольствия от созерцания боли и горя людей. Последнее Шопенгауэр называет Schadenfreude, что значит "дьявольский", и полагает, что оно "является явным знаком абсолютно черной души". Как следствие того, что было сказано выше, Шопенгауэр утверждает, что все моральные поступки требуют в качестве условия относительную независимость субъекта от таких знаний, которые определяются законом достаточного основания, - человек не должен видеть мир ординарно, его глаза должны быть открыты, и он должен обладать "лучшим знанием" (bessere Erkenntnis). Таким образом, здесь опять очевидна связь этики и эстетики.