Николай Мормуль - Катастрофы под водой

Для них эти воспоминания были свежи своей горечью, и еще не поддавались полному осмыслению, не выстраивались в определенный порядок. Поэтому пусть моряки простят меня за то, что работая над этим материалом, я то записал воспоминания в хронологической последовательности. Я сделал это лишь для читателя. Рассказы самих же подводников постарался привести так, как слышал, ничего не меняя и не добавляя.

Мичман Анисимов: В первом отсеке находились Сперанский, я, Григорян и Кожанов. Мы периодически слышали команды, подаваемые в аварийные отсеки. Больше всего боялись, что вспыхнут аккумуляторные батареи... Начали переснаряжать воздушно-пенную систему пожаротушения, - команда была такая – все подготовили, начали давать давление, а его нет... Когда всплыли, был заметен крен на левый борт... У нас в отсеке все водолазное имущество было готово. Если бы поступила команда надеть его, мы бы в течение пяти минут одели друг друга.

Капитан-лейтенант Калинин: В пятом выжили те, кто включился в индивидуальные дыхательные аппараты. А кто включился в шланговый дыхательный аппарат - это такая групповая система дыхания, герметичная от отсека, - те отравились. Система ВСД разгерметизировалась и по ней угарный газ пошел в шланговый... Бондарь и Кулагин от этого погибли.

Капитан-лейтенант Калинин: В пятом только Дворов не обгорел. Он перед вспышкой нагнулся сильно, почти залез под насос, все смотрел, что же с ним такое случилось. И оказался ниже огненного потока. Но сначала все, конечно, были живы, хоть и обгорели.

Капитан-лейтенант Калинин: Первых троих со второго отсека мы откачали быстро, коков Суханова, Головченко и Грундуля доктор быстро ввел в строй. Мы укрыли их одеялами, выставили людей, чтобы следили за ними. Потом Дворов вытащил двоих из пятого - Бондаря и Куханина. Очень тяжелые они были. Доктор делал массаж сердца, я - искусственное дыхание Куханину. Рот в рот. Помню как начальник политотдела искал ампулы адреналина, доктор его еще торопил. До последнего мы за ребят боролись. Уже потом посмотрел на зрачки - вижу: все... Потом поднялись обгоревшие ребята из пятого, у них кожа свисала с рук. Это были Волков, Шостак, Ткачев. Мы их забинтовали, одели.

Мичман Каданцев: После вспышки в пятом была задымленность. Но минут через 15-20 уже все провентилировали. Без пяти пять механик Бабенко дал мне команду задраить кормовую переборку и сказал: «Постарайся задраить первый запор по вытяжной.» Я туда. Подбежал к кормовой переборке между пятым и шестым отсеками, задраил переборочную дверь и уже на две трети первый запор закрыл, как слышу - вода зажурчала, пошла по трубопроводу. Я понял: лодка садится. Пришлось бросить все, побежал закрывать переборочную дверь между третьим и четвертым.

Капитан-лейтенант Грегулев: Нас в отсеке было четыре человека. Мы с Черниковым в нем приборку делали. Убирали и разговаривали. Он говорит: «Сейчас плавбаза подойдет, но я, наверное, останусь». Мы и предположить не могли, что лодка не выдержит. И тут Каданцев пробегает, говорит: «Вода в четвертом!».

Мичман Каданцев: Прибегаю в центральный, докладываю механику и сразу слышу голос командира: «Срочно всем покинуть корабль!».

Капитан-лейтенант Грегулев: Когда дали команду, я схватил свой приемник (мне флагманский его в день рождения в море подарил), брюки, китель и - наверх. Вижу: придется плыть. Поэтому все оставил и прыгнул в воду.

Мичман Анисимов: А нам Калинин постучал и сказал: «Ребята, одевайтесь потеплее и наверх выходите». Я два мешка с «секретами» взял, потом ящик с документами на спину надел. Когда поднимался услышал, как командир сказал: «Растет дифферент на корму». Наверху с меня волной ящик сбило, сам задержался за козырек. Когда волна сошла, увидел метрах в двадцати плот.

Мичман Каданцев: Когда я выбрался наверх, лодка уже низко сидела. Перед прыжком метр до воды примерно оставался.

Капитан-лейтенант Калинин: Еще до того, как мы начали покидать корабль, я отдал Мише Смирнову партбилет, у меня карманов совсем не было, а он в «канадке» был. Потом, когда лодку покидали, первым делом его взглядом нашел, Миша плотик сбрасывал. Потом хотел плотик перевернуть, но оказался в воде, и его волна головой о рули ударила.

Капитан-лейтенант Дворов: Когда лодка стала погружаться, у меня страха не было. Я с рубки, словно с тумбочки в бассейне, прыгнул: головой вниз и руки вперед.

Мичман Каданцев: А верхний люк всплывающей камеры мичман Копейка захлопнул, он как раз со стороны выдвижных вылезал. Механик со старпомом Авенесовым крикнули: «Закройте срочно люк, там люди!». Копейка ногой - хлоп, и крышка встала на защелку. Если бы те пятеро кто в камере остался, задраили ее изнутри, все было бы хорошо. Но оставшиеся не сумели этого сделать, в камере давление большое создалось. Отсеки лодки заполнялись водой, люди слышали, как переборки рвались и воздух шел в камеру до тех пор, пока в ней не закрыли нижнюю крышку. Поэтому-то, когда камеру вытащило из глубины и она выпрыгнула на поверхность, защелка верхнего люка не выдержала. Крышка слетела...

Капитан-лейтенант Грегулев: Бухникашвили в седьмом сгорел. Колотилин в шестом. Испенков в лодке остался, он на дизеле до последнего сидел, во всплывающую камеру уже не успел.

Капитан-лейтенант Калинин: Володин уже в воде погиб. Он говорил, что поставил станцию на уничтожение.

Капитан-лейтенант Грегулев: Из связистов я Ковалева видел. Он еще шнур на одну руку намотал, а другой греб. Манякин погиб когда уже баркас к нам шел. Буквально нескольких минут ему не хватило.

Мичман Каданцев: Я уже в числе последних уходил, за плот вместе с секретарем парторганизации, Калининым держался. Сначала шесть человек пытались плот опрокинуть, но ничего не получилось, это и спасло...

Капитан-лейтенант Калинин: Если бы мы перевернули плот, его захлестывало бы волнами, и с людьми он утонул бы.

Мичман Каданцев: А так мы на его днище, как в гамаке были.

Капитан-лейтенант Калинин: Те, кто находился на плоту, были как в воде, волна сильная была. Шостак погиб - он из-за сильных ожогов мог только лежать и захлебнулся.

Мичман Анисимов: Мне на плот Володя Каданцев помог залезть. Там такой прогиб был, вроде ямы, и в ней все собирались в кучу. Сначала я держался, потом начал захлебываться, но из последних сил встал-таки на колени. Рядом Талант Амиджанович лежал, начальник политотдела. Я все спрашивал у него: «Талант Амиджанович, как себя чувствуете?». Он отвечал так тихо: «Хорошо, хорошо». Потом меня стащило за борт, я за Калинина ухватился. Рядом был Сперанский, силы у него уже были на исходе. Очередная волна ударила, и все, смыло его. И как Волкова смыло, я тоже видел. Умирали все молча. Никто не кричал.