Федор Раззаков - Бандиты семидесятых. 1970-1979

Единственным местом, где Сергей чувствовал себя легко и свободно, была дворовая компания, где он продолжал верховодить. Вообще Москва начала 70-х уже считалась хулиганским городом. Хулиганы водились в ней и десятилетие назад, однако в масштабе огромного города их все-таки было не так много, как это случилось в следующем десятилетии. В 70-х годах хулиганов расплодилось в столице как тараканов. В основном это были дети из неблагополучных семей, родившиеся аккурат в короткий промежуток хрущевской «оттепели» (конец 50—начало 60-х). Пока их родители дни напролет трудились, пытаясь обеспечить семье достаток выше среднего (именно в те годы мечта о красивой и достойной жизни стала в советском обществе преобладающей), дети были предоставлены сами себе. Многие из них посещали различные кружки и секции, однако были и такие, кто находил радость в криминальном времяпрепровождении. Такие подростки собирались в «бригады» и с помощью кулаков наводили «порядок» у себя в районе, а также на прилегающих к ним территориях. Драки с участием подростков в Москве в 70-х годах приобрели массовый характер. Я в те годы жил в районе Курского вокзала (улица Казакова) и хорошо помню те «махьяны» (на тогдашнем молодежном жаргоне так называли массовые драки). Наш район враждовал с районом Сыромятников, и на этой почве периодически устраивались побоища. В качестве оружия обычно использовались очень популярные в те годы солдатские ремни.

Конечно, милиция пыталась бороться с хулиганством, однако полностью искоренить его не могла, поскольку у этого явления была питательная почва – низкая культура, безотцовщина, алкоголизм. Пик хулиганства в СССР пришелся на 1966 год, когда было зафиксировано рекордное количество преступлений по этой статье – 257 015. В следующем десятилетии хотя и произошло снижение преступлений подобного рода, однако не настолько, чтобы торжествовать победу. Несмотря на усилия властей (в декабре 1971 годапри органах внутренних дел стали создаваться специальные приемники, где содержались лица, задержанные за мелкое хулиганство, появилась специальная Инструкция для внештатных сотрудников ОВД, которые оказывали милиции помощь в борьбе с хулиганством), ситуация пусть медленно, но продолжала ухудшаться. Так, пик хулиганства в следующем десятилетии пришелся на 1973 год– 213 464 случая. И хотя эта цифра была меньше той, что была зафиксирована восемь лет назад, однако легче от этого не становилось. В отдельных городах СССР эта проблема чуть позже приобретет катастрофические масштабы – например, в Казани, где молодежные группировки переродятся в настоящие банды и начнут убивать людей (об этом рассказ еще пойдет впереди).

Вообще пропаганда в те годы делала все от нее зависящее, чтобы отвадить молодежь от хулиганства. Тот же кинематограф тоже в этом активно участвовал: в конце 70-х было снято несколько фильмов на эту тему, а один из них – «Несовершеннолетние» – в 1977 годустал лидером проката, собрав на своих сеансах 44 миллиона 600 тысяч зрителей (1-е место). Но палка оказалась о двух концах: прокат за счет подобного рода фильмов пополнял государственную казну баснословными прибылями, а идеологический эффект антихулиганских фильмов, по сути, равнялся нулю – значительная часть молодежи выбирала себе в кумиры не положительных персонажей, а их антиподов. В результате в те годы в советском кинематографе появился молодой антигерой, который в чем-то был похож на героя нашего рассказа.

Молодой актер, игравший этого антигероя, был настолько обаятелен, умен и завораживающе циничен, что невольно привлекал к себе внимание зрителей, уставших от засилья на советских экранах кондовых комсомольских секретарей и передовиков-стройотрядовцев. Звали этого актера Леонид Каюров. Однако в параллели Шевкуненко с Каюровым вышла парадоксальная история. Если первый, воплощая на экране образы положительных героев – пионерских вожаков и таежных подростков, помогавших большевикам, – в итоге стал преступником, то Каюров, создававший диаметрально противоположных персонажей – хулиганов («Несовершеннолетние»), пособников бандитов («Следствие ведут ЗнаТоКи», Дело № 13 «До третьего выстрела»), трудных подростков («Последний шанс»), – стал в итоге священником, настоятелем одного из подмосковных храмов. Воистину неисповедимы пути Господни.

Но вернемся в Москву 70-х. Район улиц Пудовкина и Мосфильмовской в те годы тоже считался хулиганским, и добропорядочным гражданам ходить по вечерам там было опасно. А верховодил мосфильмовской шпаной Сергей Шевкуненко. Парадоксально, но скажи в то время любому советскому мальчишке об этом, он поднял бы говорившего на смех. Ведь Шевкуненко был кумиром детворы, снявшись в роли правильного пионера Миши Полякова. Но такова была изнанка кинематографа: на экране актер мог представать в образе благородного рыцаря, а в жизни быть чуть ли не исчадием ада. Нечто подобное произошло и с нашим героем. Стремление Шевкуненко к лидерству было явлением отрадным, и, сложись все несколько иначе, он мог бы сделать успешную карьеру в том же кинематографе – ведь не каждый начинающий студент ВГИКа имел за плечами главные роли в трех популярных картинах. Но Сергей выбрал иной путь приложения своих талантов.

Осенью 1975 годаСергей в очередной раз угодил в милицию за участие в групповой драке. Дело отправили в комиссию по делам несовершеннолетних при исполкоме Гагаринского райсовета. Как ни странно, узнав об этом, руководство «Мосфильма» попыталось выручить парня, хотя легче было его попросту утопить, учитывая те неприятности, которые он успел доставить студии. Тем более что на ней Шевкуненко уже не работал с 27 июня. Однако студия протянула Сергею руку помощи: в комиссию было отправлено ходатайство, где отмечалось, что руководство студии готово взять парня на поруки. Не получилось. В середине ноября 1975 годана «Мосфильм» пришел ответ из комиссии, где сообщалось, что ходатайство отклонено. А в январеследующего года на студию пришло еще одно письмо, где была поставлена точка в затянувшемся споре: «За кражи, драки и злоупотребление спиртными напитками направить Шевкуненко С.Ю. в СПТУ для трудных подростков».

По советским меркам спецучилище – это аналог колонии. Для большинства подростков попасть туда – настоящая беда. Но бедой для Шевкуненко попадание туда не стало. Амбиций в нем было выше крыши, постоять за себя он умел, поэтому свалившиеся на него там невзгоды он перенес если не легко, то, во всяком случае, без излишней трагедии. Как итог – уже спустя пару месяцев он умудрился и там стать неформальным лидером. И его эгоцентризм получил очередную подпитку в виде обожания и восхищения окружающих. Увы, ни к чему хорошему это опять не привело.