Петр Кропоткин - Речи бунтовщика

Но эти государства въ свою очередь освобождаются отъ экономической опеки сосѣдей. Они входятъ понемногу въ кругъ „промышленныхъ” государствъ, и ихъ молодая буржуазія не откажется отъ экспорта, чтобъ увеличить свои доходы. Въ нѣсколько лѣтъ Россія и Италія сдѣлали поразительные успѣхи въ развитіи промышленности.

Крестьяне, доведенные до самой ужасной нищеты, не въ состояніи ничего покупать, и потому русскіе, австрійскіе и итальянскіе фабриканты производятъ для экспорта. Имъ тоже нужны рынки, и такъ какъ европейскіе заняты, они набрасываются на Азію и Африку, ежеминутно готовые дойти до драки, когда приходится дѣлить большіе барыши.

Какой союзъ можетъ существовать при современном положеніи, созданномъ тѣмъ характером промышленности, который придали ей ея организаторы? Союзъ Германіи и Россіи — дѣло приличія. Императоры могутъ лобызаться, но нарождающаяся буржуазія Россіи не перестаетъ ненавидѣть отъ всей души нѣмецкую буржуазію, которая ей платитъ тѣмъ же. Вспомните крикъ бѣшенства, поднятый всей нѣмецкой прессой, когда русское правительство увеличило на одну треть свои ввозныя пошлины.

„Война съ Россіей”, говорятъ нѣмецкіе буржуа и сочувствующіе имъ рабочіе, „была-бы у насъ гораздо популярнѣе, чѣмъ война 1870 года!”

А пресловутый союзъ между Германіей и Австріей, развѣ онъ начертанъ не на пескѣ? Далеки-ли эти державы, вѣрнѣе, ихъ буржуазія, отъ серьезнаго конфликта по поводу тарифовъ? Даже близнецы, Австрія и Венгрія, готовы каждую минуту объявить другъ другу войну изъ-за тарифовъ, такъ какъ ихъ интересы при эксплоатаціи южныхъ славянъ діаметрально противоположны. Да сама Франція страдаетъ не мало отъ разногласій по тарифному вопросу.

Вы не хотѣли соціализма, такъ у васъ будетъ война. Война продолжится тридцать лѣтъ, если новая революція не положитъ конца этому безсмысленному и гнусному положенію. Но замѣтьте: третейскій судъ, политическое равновѣсіе, отмѣна постоянныхъ войскъ, разоруженіе — все это красивыя мечты, не имѣющія никакого практическаго значенія. Только революція, которая пересоздастъ весь промышленный строй и сосредоточитъ въ рукахъ производителей общественныя богатства, орудія и машины, положитъ конецъ этимъ войнамъ изъ-за рынковъ.

Трудъ каждаго для всѣхъ и всѣхъ для каждаго — вотъ единственное средство, способное принести миръ всѣмъ націямъ. Человѣчество не въ силахъ болѣе переносить гнета господствующихъ классовъ, завладѣвшихъ всѣмъ общественнымъ достояніемъ; оно настоятельно требуетъ полнаго преобразованія всего соціальнаго строя.

— „Все, что вы проповѣдуете, вполнѣ справедливо”, говорятъ наши противники. — „Вашъ идеалъ анархическаго коммунизма прекрасенъ, и его осуществленіе принесло-бы человѣчеству миръ и благоденствіе. Но много-ли тѣхъ, которые къ нему стремятся, которые его понимаютъ и готовы самоотверженно работать надъ его проведеніемъ въ жизнь! Вы составляете незначительное меньшинство, разсѣянное тамъ и сямъ, слабыя группы, затерянныя среди индифферентной массы, а вашъ врагъ силенъ, хорошо организованъ и вооруженъ капиталомъ, образованіемъ и арміей. Борьба, предпринятая вами, превышаетъ ваши силы”.

Вотъ возраженіе, которое намъ представляютъ наши противники и даже нѣкоторые наши друзья. Разсмотримъ, насколько справедливо это возраженіе.

Что наши анархическія группы составляютъ меньшинство въ сравненіи съ десятками милліоновъ, населяющихъ Францію, Испанію, Италію и Германію — совершенно вѣрно. Но что же изъ этого?

Представители нарождающихся идей всегда составляли меньшинство. Весьма возможно, что мы, какъ организація, останемся этимъ меньшинствомъ до самаго дня грядущей революціи. Но развѣ это аргументъ противъ насъ? — Въ наше время оппортунисты составляютъ большинство, не стать же намъ изъ-за этого оппортунистами? До 1790 года большинство составляли роялисты и конституціоналисты: неужели республиканцы той эпохи должны были изъ-за этого отказаться отъ своихъ республиканскихъ идей и стать роялистами, когда вся Франція шла большими шагами къ уничтоженію королевской власти?

Дѣло не въ томъ, что мы составляемъ меньшинство. Это не важно. Успѣхъ будетъ на нашей сторонѣ, если только наши идеи анархическаго коммунизма соотвѣтствуютъ современной эволюціи человѣчества. На нашъ взглядъ относительно этого не можетъ бытъ сомнѣній. Человѣчество стремится не къ усиленію власти, а къ освобожденію личности, къ свободѣ производителя и потребителя, къ Коммунѣ, къ свободнымъ союзамъ; оно возстаетъ противъ частной собственности и мечтаетъ о коллективномъ производствѣ и потребленіи всѣхъ товаровъ всѣми членами Коммуны. Въ большихъ городахъ коммунизмъ не страшитъ уже никого, особенно анархическій коммунизмъ. Въ деревняхъ эволюція происходитъ въ томъ же направленіи. За исключеніемъ нѣкоторыхь мѣстностей, поставленныхъ въ особыя условія, вездѣ крестьяне начинаютъ понимать преимущество общественныхъ работъ и пріобрѣтаютъ орудія и машины для всеобщаго пользованія. Вотъ почему каждый разъ, какъ мы излагаемъ трудящимся массамъ свои идеи, каждый разъ, какъ мы говоримъ имъ простымъ понятнымъ языкомъ о соціальномъ переворотѣ, онѣ встрѣчаютъ насъ сочувственно, какъ въ крупныхъ промышленныхъ центрахъ, такъ и въ деревняхъ.

И возможно ли, чтобъ это было иначе? Если анархія и коммунизмъ были-бы продуктами научныхъ изслѣдованій и философскихъ размышленій, то, быть можетъ, они не нашли-бы себѣ отклика. Но эти два принципа возникли въ средѣ народа. Они являются выразителями того, что думаютъ и говорятъ рабочіе и крестьяне, когда, забывъ на время свою обыденную жизнь, они мечтаютъ о лучшемъ будущемъ. Эти принципы являются плодами медленной эволюціи, происшедшей за послѣднее столѣтіе. Народъ надѣется, что они принесутъ миру справедливость, единеніе и братство. Онъ радостно привѣтствуеть каждаго, излагающаго въ понятной формѣ эти идеи, зародившіяся въ его средѣ.

Въ этомъ сочувствіи народа и заключается настоящая сила анархическаго коммунизма; число же активныхъ сторонниковъ, сгруппированныхъ и организованныхъ, достаточно самоотверженныхъ, чтобъ пренебречь опасностями борьбы и преодолѣть всѣ возникающія препятствія, играетъ второстепенную роль. Число это растетъ съ каждымъ днемъ, и мы надѣемся, что въ рѣшительный моментъ оно изъ меньшинства станетъ большинствомъ.

Исторія своимъ прошлымъ подтверждаетъ намъ это. Тѣ, которые составляли меньшинство наканунѣ революціи, становились преобладающей силой въ день ея наступленія, если они являлись выразителями стремленій народа, а революція была достаточно продолжительна, чтобъ пустить корни и дать плоды. Разрушить современный строй и создать общество, основанное на принципахъ анархическаго коммунизма, невозможно въ два-три дня. Кратковременный взрывъ можетъ свергнуть одно правительство, чтобъ поставить на его мѣсто другое, замѣнить Наполеона какимъ нибудь Жюль Фавромъ, но онъ не въ силахъ переродить основныхъ устоевъ общества. Чтобъ свершить предполагаемый нами переворотъ, измѣнить современные способы группировки людей и уничтожить частную собственность, — необходимы три-четыре года непрерывныхъ возстаній. Въ теченіе пяти лѣтъ, съ 1788 по 1793 г., Франція боролась съ режимомъ феодальнаго землевладѣнія и съ могуществомъ королевской власти. Не меньше чѣмъ въ три-четыре года можно будетъ сразить буржуазный феодализмъ и могущество европейской плутократіи.