Надежда Крупская - Дошкольное воспитание. Вопросы семейного воспитания и быта

Нужно создать в Главсоцвосе орган охраны детства. Он не должен сливаться с органом, работающим над ликвидацией беспризорности. Хотя охрана детства тесно связана с беспризорностью, служит одним из самых надежных средств предупреждения ее, однако смешивать в одном органе эти два дела не следует.

Беспризорность — такое больное дело, требует так много заботы, что охрана детства невольно будет оттесняться на задний план. Мы видим, что на Украине, где задачи борьбы с беспризорностью и задачи охраны детства вообще разделены, охрана детства поставлена много лучше, чем в РСФСР. Орган Главсоцвоса по охране детства должен тесно быть увязан с Наркомздравом и рядом других советских органов, причем увязка эта не должна быть формальной. Он должен быть также тесно увязан с обществом «Друг детей» и другими аналогичными органами советской общественности, работа которых должна быть планомерно организована. Важно, чтобы в деревне при крестьянских комитетах взаимопомощи были ячейки «Друг детей», чтобы они были разбросаны в каждом городе и на них могли опираться в своей работе и пионеры, и комсомольцы, и делегатки, и все граждане. Опорные пункты советской общественности в деле охраны детства могут сыграть громадную роль. С этим делом надо спешить.

Характерно, что секции Советов очень мало уделяют места вопросам охраны детства, и работа эта ведется разрозненно, от случая к случаю.

Охрана детства не может быть проведена лишь административным путем. Характер работы таков, что она может быть проведена лишь в общественном порядке.

Наши дети — наше будущее.

Возьмем их под охрану советской общественности.

Подумаем об этом в день 8 марта.

1926 г.

Товарищи, позвольте прежде всего приветствовать вас. Товарищи, последнее время меня чрезвычайно занимает один вопрос. Мы очень много говорим о профпригодности, о повышении производительности труда, о подготовке умелых работников во всех областях труда. И вот, товарищи, когда внимательно присмотришься к тому, какие требования предъявляет наука в отношении работников различных профессий, то видишь, что есть такие требования, которые общи для очень многих профессий. Например, для целого ряда профессий требуется хорошо развитая зрительная память, для очень многих профессий требуется хороший слух и т. д. Наличие тех или иных способностей определяет, насколько рабочий может быть квалифицирован в своей профессии, насколько он может научиться хорошо работать в данной области труда. И вот когда смотришь на те качества, которые требуются от рабочих, то невольно напрашивается мысль: а что наша школа, наша единая трудовая школа, что она дает, чтобы воспитать в ребятах эти способности, чтобы дать им эту зрительную память, чтобы дать им знание формы, знание цветов, умение координировать несколько трудовых процессов? Что мы даем? Надо сказать, что, когда мы подходим к этому вопросу, мы должны признать, что в этом отношении наша школа дает чрезвычайно мало. Но, если мы посмотрим на то, как развиваются те или другие способности у ребенка, очень часто считается, что все у ребенка прирожденно, что все развивается как-то в нем стихийно, а между тем если мы понаблюдаем, как развивается та или другая способность, то мы видим, что решающим является сплошь и рядом какое-нибудь переживание раннего детства. Пришлось ребенку в раннем детстве играть с какими-нибудь кирпичиками различной формы, и вот у него пробуждается интерес к форме, он сравнивает одну форму с другой, и потом в окружающей жизни он точно так же везде ищет эти же формы, и мало-помалу мы видим, как в нем развивается данная способность, которой нет у других детей. Или мы видим, как ребенок играет с маленькими солдатиками; мать очень озабочена, не разовьются ли в нем милитаристические инстинкты, а ребенок занят совсем другим — как скомбинировать, как поставить их в ряды, и, смотришь, у ребенка развилось то, что называется математической способностью, — умение комбинировать числа.

И вот надо, чтобы тот материал, который ребенок в раннем детстве получает, от которого он имеет впечатление, не был бы случайным.

Я, конечно, в области дошкольного воспитания не специалистка и к нашим педологам с этим вопросом неоднократно обращалась, говоря о том, что необходимо установить с раннего детства, какой именно материал надо давать, какую игрушку надо давать ребятам, чтобы пробуждать в них те или другие способности, побуждать к тем или другим восприятиям. Я думаю, что вопрос этот, вероятно, возникнет на вашей конференции.

Я считаю, что в настоящее время, конечно, мы не можем говорить еще о гармонически развитой личности, но мы вполне можем сказать, что наша школа и наши дошкольные учреждения должны поставить себе задачу выработать человека, максимально приспособленного к труду. Это один вопрос, который мне хотелось поставить перед конференцией.

Другой вопрос — это вопрос о том, каковы впечатления детства. Воспринимает ли ребенок только очень элементарные вещи, или воспринимает он вещи и очень сложные по своему социальному значению. Я думаю, что те товарищи, которые помнят свое раннее детство, знают, что в раннем детстве часто воспринимаются весьма сложные явления социального характера. Мне вспоминается одно переживание моего детства. Как-то мы с матерью жили летом, гостили, как в старину говорили, у одной помещицы, где моя мать раньше была гувернанткой. Я играла с крестьянскими ребятами и страшно ненавидела эту помещицу, потому что она ребят выгоняла из сада и всячески бранила. Уезжали мы от помещицы зимой, ехали по санному пути, и наш ямщик наехал в деревне на крестьянские дровни с пустым гробом, и у меня осталась в памяти сцена, как ямщика избили в кровь. Вся деревня кричала о том, какая сволочь помещики и что нас надо спустить в прорубь. Эта картина осталась у меня на всю жизнь в памяти. Мне было тогда лет пять. Тогда никакого представления о классовой розни, о столкновении классовых интересов у меня не могло быть, но эта картина настолько сильно врезалась мне в память, что потом она неоднократно возвращалась. И я думаю, что впоследствии она облегчила мне понимание марксизма, что это было одно из тех впечатлений, которые оставляют печать на всю жизнь.

Но из того, что мы воспринимаем в детстве часто очень сложные социальные явления, мне кажется, совершенно не вытекает то, что мы должны с ребятами вести разговоры на эти темы. Было бы большой ошибкой, если бы с ребенком пяти лет начать рассуждать о классовой розни и т. д. Это значило бы притупить интерес к этому вопросу.

И вот, когда видишь, как малые ребята поют всякие песни насчет раввинов, попов и т. д., иногда начинает являться сомнение — правильна ли такая постановка и не надо ли подходить с большой осторожностью, чтобы не притупить впечатлений жизни?