Лев Аннинский - Лесковское ожерелье

Еще через месяц о «Соборянах» высказывается еженедельник, вовсе далекий от литературных браней, — газета киевской духовной семинарии. Здесь напечатано нечто вроде разработки для студентов: статья «Типы духовных лиц в светской литературе» (потом последует столь же методичное продолжение: «Женские типы духовного звания»…). Обширно цитируя Лескова и демонстрируя с его помощью, что русская литература, вечно отчужденная от жизни русских священников, наконец, увидела в них людей, автор, подписавшийся: «А. В-нов», упорно именует «Соборян» рассказом и, похоже, вообще ничего не знает о брани Буренина и Авсеенко.

Наконец, «Соборян» оценивает еще один еженедельник. На этот раз столичный, находящийся в самой гуще литературных страстей. Если «Руководство для сельских пастырей» (так называется газета киевской семинарии) обитает на нивах, далеких от литературы, и профессор духовной истории А. Воронов не критик вовсе, то еженедельник петербургский — это, ни мало ни много, «Гражданин»! И тут надо вслушаться: слово берет Достоевский.

Выступлений два. Сначала — в новогоднем номере 1873 года, в первом номере «Гражданина», который Достоевский подписывает в качестве редактора. В библиографическом отделе бесподписная рецензия на малозаметный роман писателя Слободина. И с первых же строк — следующая декларация:

«Все наши журналы изобилуют романами, повестями, рассказами, но за исключением таких капитальных произведений, как роман гр. Толстого, „Бесы“ Достоевского и „Соборяне“ Лескова-Стебницкого, много ли в них типов?..»

Есть над чем задуматься, не правда ли?

Само это утверждение: что герои Лескова являются «типами» — конечно, под стать «Руководству для сельских пастырей». И комплименты коварные: отец Савелий, замечает автор «Гражданина», фигура, убогая по своему общественному смыслу, но она очаровывает, ибо в ней есть будничность : в этом образе не создано ничего нового , но появление его доказывает, что типы в нашей жизни еще не перевелись… Для подобных выкладок вряд ли стоит тревожить тень отца Савелия, — кроме «типизма» там есть ценности, куда более важные для русской культуры. Равно как и в «Бесах», и в «Войне и мире». Тут другое имеется в виду: роман Лескова, еще, можно сказать, не отмытый от буренинской грязи, одним движением поставлен в ряд капитальных произведений русской классики! Для такого жеста надо иметь силу! Чувствуется Достоевский…

Но постойте. Почтительная ссылка на «Бесы» Достоевского — в журнале самого Достоевского?! Мыслимо ли?

Мыслимо. И даже обыкновенно для прессы того времени. Не далее как через месяц в полемике по поводу «Запечатленного ангела» Достоевский поймает Лескова на анонимно-почтительной оценке «Соборян». В бесподписных материалах такие ссылки случаются — важно не попадаться. Достоевский действует аккуратно: никто не может доказать, что он является автором рецензии на Слободина.

Это и по сей день не доказано. В Полном собрании сочинений Достоевского рецензия отсутствует. Равно как и рецензия на «Соборян», появившаяся в «Гражданине» двумя неделями позже. Неизвестно, Достоевский ли писал эти тексты, хотя академик В. В. Виноградов, исходя из их пафоса и стилистики, без колебаний приписывает их Достоевскому.

На этот счет я хотел бы сказать следующее. Писал ли эти рецензии сам Достоевский, или их писал, скажем, Пуцыкович, а Достоевский только правил, вдохновлял и редактировал, — это в данном случае не меняет главного. Предположим, открылось, что писал Достоевский, но слово «писал» в этом случае будет означать не совсем то, что в случае, когда автор свой текст не только пишет, но и подписывает . Другое «писание», другая мера ответственности! Человек, исполняющий бесподписной текст, уже по внутреннему заданию отчасти «технический» работник, даже если этот работник и Достоевский. Но если так, то о чем мы спорим? В любом случае перед нами не тот текст, за который Достоевский отвечает каждым писательским словом! И в любом случае это тот текст, за который он всецело отвечает как редактор. Иными словами — это его оценка и его мнение.

Так. Но есть еще одна неувязка. Тогда получается, что Достоевский, 1 января поставивший Лескова в первейший ряд русской классики, 19 февраля начнет на него атаку и в апреле объявит «ряженым». И это психологически возможно?

Возможно. И даже понятно. Раздражение против Лескова у Достоевского копится давно, еще с времен неуплаты за «Леди Макбет…», и то, что Лесков в биржевой газете объявил Достоевского неплательщиком, тоже не способствует умиротворению. Однако, прочтя «Соборян», Достоевский мгновенно оценивает истинный литературный масштаб события, и он говорит об этом правду — тут он не может ни кривить душой, ни половинничать. Но, высказав эту правду, он позднее даст волю раздражению по другому поводу…

Итак, вот мнение Достоевского о «Соборянах», высказанное в четвертом номере «Гражданина».

«Роман этот, созданьем которого Н. С. Лесков поставил вне всяких сомнений свое глубокое поэтическое дарование, есть вместе с тем чрезвычайно знаменательное, отрадное явление в нашей образованности…» (Заметьте эту образованность на месте литературы . — Л. А. ) «…В сферу поэзии нашей автор вводит в первый раз лица из русского духовенства, и притом с чисто-поэтическим отношением к ним, то есть ставит перед нами положительные типы из этой среды…» ( Типы! — новая статья прямо примыкает к предыдущей, но на этот раз за разговором о «типах» проступает тема, характерная для круга размышлений Достоевского: общество, «образованность» — на фоне «народа». — Л. А.) «…Опять, в тысячный и тысячный раз, наша поэзия, как и всегда, идет впереди общества и напоминает нам о наших силах среди нашего бессилья…»

Крепкая рука… И какой уверенный выход на свою проблематику — не столько социально-психологическую («типы»), сколько духовно-практическую: великорусская душа, просто и естественно выразившаяся в величавой фигуре протопопа Савелия, стоит «перед совестью и сознанием так называемого образованного русского общества, неотразимо стоит, облекшаяся в плоть и кровь до осязательной очевидности, от которой мы попятились бы, может быть, ввиду ее энергии, назад, если бы она не стояла на этот раз, в творческом воображении поэта… примиренная с нами чудным светом искусства…»

Вы заметили это попятились? В самом движении пера, так повернувшего фразу, Достоевский улавливается еще вернее, чем в круге идей, совершенно для него органичных. И чуткость эстетическая безошибочна. И излюбленная Достоевским параллель русского и европейского духа: европейские поэты являют жизнь через интригу, через «взаимнодействие и комбинацию сил и личностей» (как сказано! — Л. А.); русские — беллетристическую интригу не выстраивают; прост Пушкин, прост Тургенев, прост Фет при всей его односторонности. А простота «Войны и мира»! (Заметьте: «Бесы» изъяты из ряда. — Л. А.) Однако вновь «Соборяне» поставлены в контекст и на уровень мировой классики. Какую силу независимости надо иметь, чтобы делать это с таким спокойствием, и с полным неинтересом к только что мелькавшим в печати буренинским насмешкам!