Вячеслав Гречнев - Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др.

Как справедливо замечает исследователь, память — это такая область, «где жизнь и осознание жизни сливаются, где время и пространно преодолеваются, где далекое и близкое, давнее и недавнее соединяются… Лишь память (и творчество) придают жизни смысл, без памяти жизнь бесследно и бессмысленно рассеивается, как пыль…» [134] Мальцев Ю. Иван Бунин. 1870 — 1953. — М.. Посев, 1994. — С. 285-286. .

В рассказе «Далекое» (1924) герой-рассказчик вспоминает дореволюционную Москву, гостиницу «Северный Полюс» на Арбате и жившего здесь же по соседству с ним некоего Ивана Иваныча. Можно предположить, что примерно так обстояло дело в действительной жизни, хотя уже в начальной строчке рассказа начинает звучать мотив поистине легендарный, если иметь в виду временную удаленность. «Давным-давно, тысячу лет тому назад, жил да был вместе со мною на Арбате, в гостинице „Северный Полюс", некий неслышный, незаметный, скромнейший в мире Иван Иваныч, человек уже старенький и довольно потрепанный.

Из году в год жила, делала свое огромное дело Москва. Что-то делал, зачем-то жил на свете и он. Часов в девять он уходил, в пятом возвращался. (…)

Чем он у себя занимался, как коротал свой досуг? А Бог его знает. Домашняя его жизнь, ничем внешним не проявляемая, никому не нужная, была тоже никому не ведома — даже горничной и коридорному… С редкой, повторяю, незаметностью, с редким однообразием су­ществовал Иван Иваныч. Проходила зима, наступала весна. Неслись, грохотали, звенели конки по Арбату, непрерывно спешили куда-то, навстречу друг другу, люди… кричали разносчики с лотками на головах, к вечеру в далеком пролете улицы сияло золотисто-светлое небо заката, музыкально разливался над всеми шумами и звуками басистый звон с шатровой, древней колокольни: Иван Иваныч как будто даже и не видел, не слышал ничего этого» (5, 81, 82).

Внимание здесь, конечно же, останавливает этот зачин: «Давным-давно тысячу лет тому назад…» Нечто подобное встречается и в других вещах Бунина этого времени, например в рассказе «Подснежник», опубликованном в 1927 году («Была когда-то Россия, был снежный, уездный городишко, была масленица – и был гимназистик Саша…»).

Мысли и ассоциации, возникающие здесь, самые разные. Едва ли не главная из таких мыслей: прежняя Россия внезапно и навсегда исчезла, погибла, утрачена. На громадном ее пространстве вдруг оборвалась веками налаженная жизнь, была разрушена сама ткань, строй и уклад ее. И никак невозможно было поверить, что на такое разрушение понадобилось так мало времени, а не сотни и сотни лет, а то и вся тысяча…

Но просматривается за этим «Давным-давно» и другой смысл. Каждое промелькнувшее мгновение из жизни настоящей навсегда исчезает, уходит в прошлое. И оно, это мгновение, больше никому не подчиняется и не принадлежит, и не только данному человеку (недаром ведь говорится, что прошлое не могут изменить даже боги), и непроизвольно возникает ощущение, что эта прожитая тобой часть жизни теперь неизвестно где, в какой вековечной дали. «Природа, – писал Паскаль, — беспрестанно возобновляет одно и то же — годы, дни, часы; пространства, равно как и числа, непрерывно следуют одно за другим. И таким образом получается своего рода бесконечность и вечность. Не то чтобы все это в отдельности было бесконечно и вечно, но величины, сами по себе конечные, бесконечно умножаются» [135] Паскаль Б. Мысли. — М., 1974. — С. 138. .

Мы почти ничего не знаем о прошлом и будущем Ивана Ивановича. Но вот жизнь свою в настоящем, как мы видели, проводил он довольно однообразно, скучно и с почти полным равнодушием ко всему, что происходило вокруг него. И это особенным образом подчеркнуто в рассказе, а именно: как приходил каждый новый день в жизни Ивана Иваныча и как исчезал он в ряду таких же других, не тронутых ни интересом, ни вниманием нашего героя.

Когда есть такое, пусть и предварительное, представление о нем, нельзя не задать вопрос, который явно напрашивается: почему Бунин не только сосредоточил свое внимание на нем, таком «незаметном» и «неслышном», но и сделал его как бы центральной фигурой в своем рассказе?

Здесь, думается, уместно будет вспомнить Пруста, с которым Бунина нередко сравнивали и сопоставляли в годы эмиграции и которого он прежде не читал. В 1936 году Бунин написал Бицилли: «Когда на что-нибудь мода, я „назло" отвертываюсь от модного. Так было и с Прустом. Только недавно прочел его — и даже испугало: да ведь в „Жизни Арсеньева" (и в «Истоках дней», и в том начале 2-го тома, что я написал три года тому назад…) немало мест совсем прустовских! Поди доказывай, что я и в глаза не видал Пруста, когда писал и то, и другое!» [136] Русская литература. — 1961. — № 4. — С. 154. .

В данном случае нет необходимости проводить подробный сопоставительный анализ произведений этих писателей, тем более что отчасти это уже сделано [137] Таганов А. Н. Иван Бунин и Марсель Пруст: потаенное сродство // Потаенная литература: исслед. и материалы. — Иваново: Иванов, гос. ун-т. 2000. — Вып. 2. . Можно лишь заметить, что у того и другого находят, пусть и не полное, совпадение героя и автора в их произведениях; наличие потока воспоминаний, где трудно вычленить сюжет; темы старения, утрат, смерти; отсутствие ощущения текучести исто­рии; ироничность авторской интонации.

Но вот что особо хотелось бы выделить и что имеет, как представляется, едва ли не самое прямое отношение к месту и роли Ивана Иваныча в художественном замысле рассматриваемого рассказа. Как верно отмечает критик, у Бунина, как и у Пруста, «отдельный момент существования „внутреннего я", связанный с определенным местом и временем… часто соотносится с неким внешним объектом, „закрепляется" за ним. В результате возникают по-настоящему прустовские структуры: внешнее событие — внутренняя реакция на него анализ душевных „движений"» [138] Там же. — С. 112-113. .

Этот художественный прием довольно обстоятельно изучен, о нем не раз говорил и сам Марсель Пруст: «…каждый истекший час нашей жизни находит себе убежище в каком-нибудь материальном предмете и воплощается в нем… Он становится пленником предмета, его вечным пленником, если, конечно, мы не наткнемся на этот предмет. С его помощью мы опознаём этот минувший час, вызываем его, и он освобождается» [139] Пруст М. Статьи и эссе. — М., 1999. — С. 25. .

В известном смысле роль подобного «предмета», хотя и живого, одушевленного, выполняет Иван Иваныч, в котором как раз и «находит себе убежище» «каждый истекший час» жизни нашего героя-рассказчика. Как уже отмечалось, сам по себе Иван Иваныч ничем особенным, о чем стоило бы поведать, что называется, отдельной строкой, не обладал и не привлекал. Но он помогает весьма многое «опознать» и воскресить в памяти: и житейские подробности, подчас очень конкретные, тех исторически близких, а в воспоминаниях таких далеких лет, и весьма выразительные приметы облика и повеления людей той эпохи, а также и качества, которые принято называть общечеловеческими, и в частности их отношение к жизни текущей и (будущему, с которым были связаны, как выясняется, все главные и наиболее желаемые их устремления.