Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2001)

Среди прочих обсуждались "Записки" американца Д. Теннера2. Сам поэт так высказывался об этой далекой стране на основании чтения многочисленных независимых источников: "С изумлением увидели мы демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нетерпимом тиранстве". Добавить к сказанному Пушкиным нечего!

Работа в журнале отнимала массу времени, но была и увлекательной, т. к. давала возможность печатать рукописное наследие современников, создавая уникальный фонд мемуаристики. В первый год издания почетное место заняли записки Дуровой, кавалерист-девицы, представлявшие "любопытные" отрывки из журнала, который она вела в 1812 году. Сохранившиеся записи Пушкина свидетельствуют о сложном и ответственном труде издателя.

Сначала предполагалось их назвать "Записки амазонки" , но это звучало, как заметил сам Пушкин, "как-то слишком изысканно, манерно", напоминало немецкие романы. "Записки Н. А. Дуровой" - просто, искренно и благородно. "Будьте смелы, - обращается он к мемуаристке, - вступайте на поприще литературное столь же отважно, как и на то, которое Вас прославило. Полумеры никуда не годятся". На ее слова, что надо бы поторопиться с изданием, Пушкин ответил: "Ехать к Государю на маневры мне невозможно по многим причинам. Я даже думал обратиться к нему в крайнем случае, если цензура не пропустит ваших "Записок". В своем предисловии он так романтично о них отзывался: "C неизъяснимым участием прочли мы признания женщины столь необыкновенной; с изумлением увидели, что нежные пальчики, некогда сжимавшие окровавленную рукоять уланской сабли, владеют и пером быстрым, живописным и пламенным" (курсив мой. - И. С.). Пушкин оценил в полной мере прелесть искреннего и небрежного рассказа, столь далекого от авторских притязаний, и простоту, с которой героиня описывает свои необыкновенные происшествия. В этих словах чувствуется удивительно теплое отношение к женщине, отважившейся на такую трудоемкую и важную работу, смело шагнувшей навстречу своему читателю!

Пушкин буквально воевал за этот уникальный материал. 19 января 1836 года он писал ей, волнуясь: "Я было совсем отчаивался получить "Записки", столь нетерпеливо мною ожидаемые. Слава Богу, что теперь напал на след". Записки ему понравились. "Сейчас прочел переписанные "Записки": прелесть! Живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомненен". 11 мая Пушкин, сам работающий с увлечением в архиве в Москве и чувствующий себя настоящим журналистом, издателем, в письме к жене, между другими важными вопросами, спрашивает ее: "Что записки Дуровой? Пропущены ли цензурой? они мне необходимы - без них я пропал".

Пушкин неоднократно высказывал Дуровой удовольствие записками, ободрял ее на литературном поприще. Как она сама отмечала: "Я не буду повторять тех похвал, какими вежливый писатель и поэт осыпал слог моих записок..." Женщину, прослужившую в армии около десяти лет, принявшую участие в войне с французами гусаром, героически сражавшуюся в мужском окружении, тяжело было благословить на это испытание. В отношении Записок, их издания она обращалась к нему "как одному из преданнейших друзей", сознавая, что будут противники публикации.

Н. А. Дурову, храбрую амазонку, неоднократно отговаривали от обращения к Пушкину. "Вы напрасно хотите обременить Пушкина изданием ваших записок, сказал мне один из его искренних друзей (...) разумеется он столько вежлив, что возьмется за эти хлопоты и возьмется очень радушно; но поверьте, что это будет для него величайшим затруднением; он с своими собственными делами не успевает управиться, такое их множество, где же ему набирать дел еще и от других!.. если вам издание ваших записок к спеху, то займитесь ими сами, или поручите кому другому". К чести автора и издателя, они нашли в себе и силы и мужество!

Когда воспоминания уже были изданы, Н. А. Дурова имела все основания горестно записать: "Наконец и клевета сделала мне честь, устремила свое жало против меня!.. в добрый час! Это в порядке вещей"1. В каком-то большом собрании "перебирали ее косточки", говорили о записках, и, как передавала подруга, Пушкин ее защищал. "Защищал! Стало быть против меня были обвинения?" - справедливо заметила она.

Как явствует, вопрос с публикацией записок напрямую связан с историей.

В 1829 году, в декабре, кн. Петр Андреевич советовал Денису Давыдову, другу, "арзамасцу", поэту, заняться написанием жизни генерала Н. Н. Раевского, который так же героически сражался, как и Вяземский, в Отечественную войну 1812 года. На редутах вместе с ним сражались и его юные два сына, проявив при этом завидную храбрость. Раевский скончался 16 сентября 1829 года на 59-м году жизни. Именно Давыдов способен был написать его биографию, как свидетель его подвигов и как племянник!2 Давыдов рассуждал в своих письмах к кн. Вяземскому, как подробней и качественней ее написать. Он говорил о "моральных пигмеях", неспособных оценить величие души опального полководца, меряющих его "на свой мелкий аршин", он гневно клеймил осаждающих: "Неожиданная гроза разразилась на главе, уже седеющей, но еще неостылой от вдохновений воинственных, еще курившихся дымом сражений". Он писал о "новом Лаокооне, обвитом, теснимом изгибами жадного злополучия". Он называл Раевского героем, сродни героям античности и т. д. Однако, несмотря на свойственное ему и с удовольствием демонстрируемое в кругу друзей красноречие, он медлил с написанием. Год спустя в кругу друзей вновь встал этот вопрос, и уже Пушкин обратился непосредственно к Давыдову: "Денис здесь,- пишет он Вяземскому 2 января 1831 г. - Он написал красноречивый Eloge (похвальное слово - фр.) Раевскому. Мы советуем написать ему жизнь его" (курсив мой. - И. С.). Таким образом, сложилась уже инициативная группа заинтересованных в появлении этого материала в "Современнике". Среди них был и Нащокин, предположительно, был и Н. А. Муханов (брат декабриста П. А. Муханова). Через два дня друзья навещают П. А. Вяземского в Остафьево. Начинание было важным! Воспоминания Д. Давыдова3 были опубликованы вместе с материалами кавалерист-девицы Дуровой в пушкинском "Современнике".

Обращаясь к таким признанным народным героям, любимцам широкой общественности, но опальным генералам, как А. П. Ермолов, Н. Н. Раевский, Пушкин проявил большое гражданское и политическое мужество. Такие публикции имели сильное оппозиционное звучание.

Пушкин усиленно собирает дневники, мемуары современников для опубликования на страницах своего "царственного" издания.

Он лично готовит к изданию, переводит и комментирует записки бригадира Моро-де-Бразо, участника Прутского похода Петра I. Об этой книге он сообщил А. X. Бенкендорфу 31 декабря 1836 года: "Имею счастие повергнуть на рассмотрение Его Величества записки бригадира Моро де Бразо о походе 1711 года, с моими примечаниями и предисловием". И далее дает свою характеристику этому заинтересовавшему его источнику времен Петра Первого: "Они важный исторический документ и едва ли единственный (опричь Журнала самого Петра Великого)". "Записки" "любопытны и дельны", ибо: "В числе иностранцев, писавших о России, Моро-де-Бразо заслуживает особенное внимание. Он принадлежал к толпе тех надменных храбрецов, которыми Европа была наводнена еще в начале XVIII столетия и которых Вальтер Скотт так гениально изобразил в лице своего капитана Далгетти."