Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2002)

Начну с того, что, благодаря доброму участию В. Я. Лазарева и Е. И. Осет­рова (которых Вы, быть может, знаете), я получил возможность работать в московских архивах с материалами поэта. И открылись мне тексты, дотоле мною невиданные и неслыханные, — стихи конца 20-х — начала 30-х годов, многие из которых — истинные создания гения. Кое-что из этих стихов, как говорят, опубликовано за рубежом, но наш-то читатель не знает их совсем! И посему представление о Клюеве оказывается сильно обуженным.

Мне очень хочется, чтобы Вы прочли хотя бы некоторые из этих текстов. Поэтому я прилагаю к своему письму часть клюевских стихов и статей с датировкой, более или менее близкой к реальной. То, что написано от руки, — это тексты, скопированные мною непосредственно с автографов поэта (за аутентичность их оригиналам я ручаюсь). Исключение составляют отрывки из поэмы “Погорельщина”, рукопись которой, по словам специалистов, находится за рубежом — здесь я использовал один список и две архивные машинописные копии, сопостав­ление которых позволило восстановить, как кажется, текст, весьма близкий к автографу.

Что касается машинописных текстов, то все эти стихи и проза были напечатаны либо в авторских сборниках поэта, либо в периодике, но в сборник “Библиотеки поэта” абсолютное большинство их не вошло. Правка машинописи стихов сделана также по автографам (там, где это было возможно) либо после дополнительной сверки с первопечатными текстами (для прозы). В поэме “Деревня”, появившейся в “Дне поэзии” в 1980 году, я исправил все опечатки, вкравшиеся при публикации, и ксерокопию ее также прилагаю.

Мне кажется, что эти сочинения дают необычайно много для подлин-ного постижения многогранного облика поэта.

К счастью, сейчас появились возможности опубликовать хотя бы часть этих творений. Е. И. Осетров принял для публикации в редактируемом им “Альманахе библиофила” некоторые статьи поэта. . В. Я. Лазарев, являющийся в этом году составителем “Дня поэзии”, энергично поддержал предложенные мною для публикации стихи и прозу Клюева (в т. ч. статью “Медвежья цифирь”, которую Вы найдете в этой папке). В результате “День поэзии 1981” будет содержать довольно объемистую подборку клюевских текстов (здесь дело дошло уже до гранок, так что, по-видимому, в октябре-ноябре книга выйдет в свет).

Работа в архивах привела меня к необходимости съездить еще раз в Петрозаводск и Вытегру. Недавно я вернулся оттуда. Работая в Центрархиве Карельской АССР и в фондах Вытегорского музея, нашел много интересного материала, в частности, касающегося темы “Клюев и театр”. В Петрозаводске находится редакция журнала “Север”, руководимого Д. Я. Гусаровым. Я встретился с ним и предложил журналу подборку стихов и прозы Клюева, извлеченных из уездной вытегорской газеты 1919 года. Это предложение принято, так что есть надежда, что и на родине поэта наконец — после почти 60-летнего перерыва — появятся в печати его сочинения.

Последние несколько месяцев я, можно сказать, “вживался” в стиль клюевской поэзии и прозы, в частности, той ее части, которая находится пока в запасниках. Вы пишете о колоссальной мощи его поэзии, находящейся в состоянии покоя. Это, конечно, верно, как верно и то, что эта поэзия требует вчитывания и вдумывания. Но когда вчитаешься в эти стихи, которые сам поэт именовал как-то “подспудным мужицким стихом”, то начинаешь ощущать в них некую подспудную музыку, которая нет-нет и дает о себе знать, выйдя из глубины вовне.

И таких “выходов” музыки стиха из глубины смысла у Клюева становилось все больше с возрастом. Он никогда не стоял на месте как поэт — но это особый большой разговор.

Мне кажется, что стихи, лежащие в этой папке (по крайней мере, некоторые из них) отчетливо музыкальны. Одни напоминают знаменные распевы русского Средневековья, другие носят гимнический характер. Среди них слышатся мне сумеречный вальс (“Листопадно-ковровые шали...” в “Песнях Вытегорской коммуны”) и потрясающего трагизма хоры на стихи из гениальной “Погорельщины” — вершины творчества поэта. А удиви­тельное по своему тонкому музыкальному колориту стихотворение “Ты пустыня, мать пустыня...”!

Но, может быть, мне все это в самом деле только кажется и порождено любовью, которая часто бывает слепой?

В прошедшем сезоне был счастлив услышать Ваши новые сочинения, о которых Вы писали мне. 23 декабря (надо сказать, почти чудом) оказался на Вашем блоковском вечере. Слушать Вашу музыку, особенно в зале, всякий раз для меня праздник. Но, да простятся мне эти слова, 23 декабря для меня не обошлось без ложки дегтя в бочке меда.

Я уже писал, что Ваша музыка стала частью моей жизни. Именно поэтому “мне тяжело, когда маляр негодный мне пачкает Мадонну Рафаэля”. Я имею в виду исполнение Ваших сочинений Е. В. Образцовой. Быть может, я слишком резко выразился — но ведь это впечатление не мимолетное, а основанное на наблюдениях ряда лет (Вашу музыку в зале я слушаю уже более 10 лет). С моей точки зрения, вообще противо­показано петь русский романс, а особенно — Вашу музыку, нерасторжимо связанную со Словом. Мне кажется, что утрата Слова в ее пении Ваших вещей (особенно вещей новых) — большой урон Вашему замыслу в целом. Могу сказать о себе как слушателе — только недавно я осознал, какую колоссальную роль сыграло исполнение А. Ф. Ведерниковым под Вашим руководством Ваших песен и романсов в том, чтобы я, дилетант в музыке, вжился в Вашу музыку, можно сказать, без остатка. Его исполнение до сих пор представляется мне эталоном, и хорошо, что есть сейчас и другие исполнители, приближающиеся к его постижению Вашей музыки.

Елене Васильевне просто невозможно отказать во всем том, что она имеет и о чем многократно (и в суперпревосходных степенях) писалось в нашей прессе. Но тут опять возникает старый (и вечно новый) вопрос: что любит артист — себя в искусстве или искусство в себе? Если ей на самом деле дорого последнее — она должна либо очень серьезно работать над своей дикцией и научиться петь согласные, либо, если это невозможно по объективным причинам, быть намного строже при выборе своего репертуара и не выносить на публику вещи, где Слово и Музыка идут на равных. Если же все останется по-старому, то это может обернуться дискредитацией Искусства — а это страшно.

Простите меня, Бога ради, за мой полемический тон, но вот уже столько времени прошло, а я, вспоминая об этом вечере, опять перехожу, используя физическую терминологию, “на более высокий энергетический уровень”.

Зато хоровое отделение концерта было выше всяких похвал. Очевидно, что дирижер Камерного хора и все его участники — профессионалы очень высокой пробы — лелеют “искусство в себе”. И именно благодаря этому достигается потрясающий эффект, когда почти физически ощущаешь конгениальность исполнения и компози­торского замысла. Особенно ярко, как мне кажется, это проявилось в тот вечер при исполнении “Ночных облаков” .