Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2002)

— Здравствуйте, товарищ Мукаров, — Громыко сидя протянул Николаю руку и кивнул на одно из двух кресел, что означало приглашение садиться.

— Вас можно поздравить с завершением загранкомандировки и новым назначением. Вы, наверное, были рады вернуться, — слегка улыбнулся Громыко, — и Тыковлев вас отпустил. Как там австрийцы? Будут они соблюдать госдоговор или хитрить будут?

— Хитрить будут, — охотно поддержал министра Мукаров. — Они из породы тихарей. Все потихоньку и ласково делают. Но линию свою гнут. Смотреть за ними надо в оба глаза.

— Ну, а как вы считаете, — неожиданно насупился Громыко, — посольство наше в Вене со своими задачами справляется, или мы там все же недорабатываем? Имейте в виду, мы не имеем права проводить неэффективную политику. Нас в последнее время хвалить стали. Молодцы, мол. А я считаю, что это долг наш. Ни одно государство не может позволить себе проводить плохую, непродуманную внешнюю политику. Тем более такое государство, как Советский Союз. Мы не можем позволить себе потерять ни йоты из того, что было завоевано ценой миллионов жизней советских людей. Стоим в Европе и должны стоять. Непоколебимо! Это нам наши мертвые завещали. И в Австрии должны стоять твердо, не поступаясь нашими интересами ни на минуту. Немцев мы, наконец, обломали. Подписали они Московский договор и ратифицировали. А ведь как кочевряжились! А мы все же эту борозду поперек Европы пропахали. На века пропахали. Австрийцы для себя тоже выводы должны делать. А то, видите ли, они хитрят. На то и кот, чтобы мыши не наглели.

— Андрей Андреевич, — нерешительно начал Мукаров. — Поэтому я и попросился к вам на прием. — Он перевел дух и, глядя в глаза министру, отчеканил: — Тыковлев не наш человек. Он на них работает. Если оставите его там, он большую беду наделает.

— Вы имеете доказательства? — пожевав губами, спросил Громыко.

— Имею наблюдения. Кроме того, один из моих хороших “контактов” мне прямо сказал перед отъездом, что посол давно уже не об интересах Советского Союза заботится. Он их, он не наш человек.

— Вы были бы готовы изложить ваши наблюдения и подозрения в отношении Тыковлева с полным сознанием той политической и моральной ответственности, которую на себя берете?

— Конечно, Андрей Андреевич. В ином случае я бы не пошел к вам. Разумеется, я могу ошибаться. Пусть проверят. Но лично я уверен почти на сто процентов: Тыковлев — враг.

Громыко снял трубку белого телефона и попросил соединить его с Андро­повым.

— Здравствуй, Юрий Владимирович. Мы с тобой сегодня еще не общались. Дело есть. Приехал наш советник-посланник из Вены. Да, да, товарищ Мукаров. Тыковлев просил его заменить. У него есть некоторые наблюдения. Прими его и послушай. Потом посоветуемся. Ну, привет тебе и добрые пожелания. Завтра на политбюро увидимся.

Громыко нажал на кнопку звонка. В кабинет влетел с блокнотом в руках Василий Георгиевич.

— Макаров, — нарастяжку заговорил министр. — Свяжитесь с помощником Юрия Владимировича и отправьте к ним товарища Мукарова. Его ждут.

Министр опять наклонился над своей бумагой и зашевелил губами. Василий дернул Мукарова за рукав и прошептал:

— Пошли!

Николай поднялся, слегка поклонился, сказал: “Спасибо, Андрей Андреевич. До свиданья” — и начал пятиться к выходу.

Громыко поднял глаза на него и молча кивнул. Николаю показалось, что он хотел что-то ему сказать вдогонку. Но не сказал. На губах у министра промелькнула легкая безадресная улыбка. И в этот момент вдруг Николай ясно осознал, что по-иному министр вести себя и не мог. Он, который прошел Сталина, Вышинского, Берию, Хрущева и Брежнева. Не его это дело, в конце концов, ловить шпионов и разоблачать предателей. Не его кадр Тыковлев. Достаточно он натерпелся со своим предателем — рыжим Шевченко. Этого ему из ЦК прислали. Решат его теперь отозвать, туда ему и дорога. Доказывать же свои подозрения он предоставляет Мукарову. Докажет — молодец, не докажет — пусть на себя пеняет.

“C’est la viе, — подумал Николай. — Век живи, век учись. Интересно, a будет ли Андропов выводить Тыковлева на чистую воду? Он ведь сейчас дисциплину наводит... Щелокова прогнал... Так-то оно так. Да кто же его, в конце концов, знает...”

* * *

Доклад Андрея прервал резкий пронзительный звонок. Андрей остановился на полуслове и посмотрел на Громыко, как бы спрашивая: “Мне, может быть, выйти?” Когда звонил этот телефон, называвшийся прямым, полагалось привстать и обозначить свою готовность удалиться, чтобы не мешать министру разгова­ривать с высшим руководством и не слышать чего неположенного.

Но уходить не хотелось. Не так часто удается прорваться к министру и поговорить о всех делах. Он все время занят. Андрей еще не успел получить от него ответы на вопросы, которые надо решать. А послезавтра лететь опять на переговоры, что-то говорить американцам в условиях, когда все уже сказано, все аргументы исчерпаны, когда того и гляди произойдет скандал. Выйдешь сейчас, а потом назад уже не войдешь. Очень даже может так получиться. Что-то другое закрутится. Внимание министра переключится на какой-нибудь срочный сюжет. Полезут вперед другие заведующими отделами или, хуже того, заместители министра, которым надо уступать дорогу. Ты, мол, уже там был, целых полчаса сидел. Не сумел доложить и получить указаний, значит, сам дурак. Что, министру только и дела, что с тобой заниматься?

Громыко снял трубку белого телефона и устремил ничего не говорящий взгляд на Андрея. Тот слегка приподнялся в кресле, ожидая, что Андрей Андреевич кивнет головой, как бы одобряя тактичность и сообразительность подчиненного. Но кивка не последовало, и Андрей застыл в нерешительности.

Трубка издала какие-то неразборчивые звуки. Неразборчивые для Андрея, но, видимо, вполне определенные для министра, потому что он изобразил приветливость на лице и бодро произнес:

— Приветствую тебя, Юрий Владимирович! — и начал сосредоточенно слушать. Не прошло и двух секунд, как он слегка махнул рукой Андрею, показывая, что можно остаться.

Андрей с облегчением опустился назад в кресло. Видимо, тема разговора была не очень важной или не требовала особых комментариев со стороны Громыко. Это значило, что разговор будет коротким, а министр для себя вычислил, что ему предстоит больше слушать и меньше отвечать. Так что пусть Андрей посидит. Надо все же с ним закончить, наставить на путь истинный, пока не нахомутал там, в Женеве. Все равно многого не услышит.

Тут министр ошибся. Связь по прямому телефону работала довольно громко, так что понять, что говорил человек на другом конце провода, зачастую бывало не так уж и сложно. Подчиненные Громыко знали это и предпочитали демонстри­ровать в подобных случаях полное отсутствие интереса к тому, что обсуждало между собой высокое начальство. Говорит себе министр по прямому телефону с кем-то, а мы в этот момент начинаем шепотом говорить о своем друг с другом, чтобы, значит, мешать друг другу подслушивать и не пялиться молча на министра, раздражая его своим неуместным присутствием. Если он по завершении разговора соизволит какими-либо новостями поделиться, то будем весьма признательны. Если нет, то мы ничего и не слышали и не слушали.