Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2003)

Жалко, очень многие великолепные вещи не вошли в эту картину. Как пастух сломя голову бежал к парому за пивом. А за ним неслось орущее, блеющее стадо овец... Также не вошла удивительная по образному решению сцена в баре. В нем Василий чувствует себя настоящим “интеллигентом”. Курит длинную сигарету. Посасывает коктейль через соломинку. Раиса Захаровна кокетливо перед ним приплясывает.

Вдруг Василий смотрит направо — там жена, дети. Налево — там дядя Митя с женой. Василий в ужасе. Тут неожиданно появляется голубь и бьет его крыльями по щекам. Это был дрессированный голубь, который в момент съемки сидел у меня на коленях, а потом неожиданно вылетал... Вася пла­чет горючими слезами и — в слезах просыпается в квартире Раисы Захаровны.

Конечно, очень жаль, что такие сцены уничтожены. Но хозяин картины — режиссер. Тут я сделать ничего не мог... Однако вот в чем мы с Владимиром Меньшовым сошлись: в высокой оценке ироничной интонации в искусстве. Я очень благодарен Володе за потрясающую творческую атмосферу, которую он смог создать на съемках этого фильма. Если нация умеет подшутить над собой и делает это смело, значит, она жизнеспособна. В этом смысле очень показа­тельным был грузинский кинематограф. Сколько там юмора и самоиронии! И куда все ушло? Не могу и не хочу думать, что это — в прошлом.

Вообще, воспоминания о съемках фильма “Любовь и голуби” остались самые светлые. С режиссером Владимиром Меньшовым работалось замечательно, что называется — душа в душу. Первым, кто покатывался со смеху в ответ на наши импровизации на съемочной площадке, был Меньшов. А ведь актеры — народ очень эмоциональный, чувствительный, и когда режиссер так реагирует на их работу, то появляется особое вдохновение! Словно крылья вырастают.

Меня потом много раз спрашивали с тревогой: “А правда, что во время съемок этого фильма едва не приключилась трагедия?” Там была не трагедия, а смех и грех. Просто меня чуть не потопили. Помните известный кадр, когда я падаю спиной прямо из дверей родного дома и оказываюсь в воде? Рядом плавает Люда Гурченко и говорит: “Осторожно, товарищ, вы меня забрызгали, я вся мокрая с головы до пят!”

По замыслу режиссера, я падаю в костюме. А под водой меня раздевают водолазы. Они должны это сделать за несколько секунд, чтобы мой герой выплыл на поверхность моря уже в одних трусах. Эпизод идет на одном плане, без монтажа. Галстук мой, конечно, намок. И водолазы под водой стали старательно развязывать на мне узел, но только затянули его сильнее. Я понял, что задыхаюсь. А они меня не отпускают: вцепились в галстук мертвой хваткой. Добросовестные оказались...

Собрав последние силы, так как мне очень хотелось жить, я попытался от них отделаться. Ударил одного водолаза по скафандру, а другого лягнул. И, почувствовав свободу, стал лихорадочно всплывать на поверхность. Но перед водолазами режиссером была поставлена задача: под водой оставить меня в одних трусах. И они, схватив меня за ноги, вернули в исходную позицию — опять вцепились в галстук.

Уже теряя сознание и захлебываясь, я заметил у одного из них нож, прикрепленный к скафандру. Стал бить по этому ножу. Наконец до него дошло, что моя жизнь важнее, чем галстук. Он схватил нож и разрезал его. Так что этот дубль чуть было не оказался для меня последним — увлеклись водолазы делом, немножко забыв про актера.

Потом меня долго откачивали на берегу. А в картину вошел пятый или шестой дубль — один из тех, когда галстук мой был просто пришит ниткой, которая легко разрывалась под водой.

Как раз на шутливой интонации — на народной самоиронии, на гротеске — многое держится в фильме “Любовь и голуби”. А на съемках не только с голубями, но и со змеями складывались своеобразные отношения. В фильме “Змеелов” у меня дублера не оказалось. А зубы у кобры были ядовитые. С коброй возникла дружба за тот месяц, что мы снимались в пустыне под Ашхабадом. Первый раз подойти к змее было страшно. Потом привык.

У нас была бригада “скорой помощи”, оснащенная нужными медика­ментами. Она выезжала вместе с группой за двадцать километров, в пустыню, на съемки. Но кобра меня не тронула. Кобра, кстати, никогда не нападает на человека, если он не агрессивен. А это была настоящая — дикая, нетренированная кобра. Только что отловленная... Мы с ней находились на близком расстоянии друг от друга, этого требовала композиция кадра. Правда, еще во время репетиций я почувствовал, что кобра — существо достаточно разумное. Кроме того, мне объяснили, какие она делает предупредительные знаки перед тем, как напасть на человека, — нужен, конечно, опыт общения с ней, чтобы эти знаки понимать. Оказывается, кобры не нападают на человека, пока не предупредят три раза. Вот какая штука.

“Моя” кобра привыкла ко мне довольно быстро. Даже, кажется, прониклась симпатией. Во всяком случае, после съемок, когда я шел разгримировываться, товарищи кричали: “Саша! Осторожно! Твоя подруга ползет за тобой!..” По-видимому, не хотела расставаться.

Немного опаснее были съемки в фильме “Рысь возвращается”, где я играл лесника. По сценарию рысь должна была на него напасть. Саму схватку планировалось снять с муляжом. Но момент нападения надо было снять вживую. С самого начала мне пообещали двух дублеров для этой сцены. Сам я прекрасно знал, какой это коварный и совершенно непредска­зуемый зверь — рысь. Потому и сниматься в схватке с ней категорически отказался. Но вот подошел день съемок. Один дублер заболел. Другой не приехал. Три дня вся съемочная группа простаивала. Сниматься я все не соглашался. Наконец кое-как режиссер меня уговорил.

Ладно. Иду с ведром воды, ставлю его и застываю. В этот момент рысь должна прыгнуть мне на спину. Режиссер с помощниками на крыше сарая с трудом выпихивают рысь из клетки. Она прыгает и... летит мимо меня. Тут я вздыхаю облегченно: и мне, и режиссеру ясно, что рысь на меня не прыгнет. Я расслабился. Но угодливый помощник режиссера предложил: “А давайте Михайлову на горб положим кусок сырого мяса!” Со всех сторон последовали возражения — оно же упадет... “А мы мясо пришьем!” — придумал помреж.

Представьте, какое это было испытание. Несколько минут рысь чавкала у меня над ухом, и я находился в это время на волоске между жизнью и смертью. Зверю ничего не стоило вонзить мне когти в шею.

Когда все тот же помощник режиссера заикнулся еще об одном дубле, тут уж я не сдержался. Отправил его куда-то очень далеко...

Однако, что бы ни приключалось на съемочных площадках, тема единства природы и человека — одна из самых сокровенных для меня тем. До сих пор не могу забыть запаха цветов в поле, знакомого с детства. Люблю подснежники, ромашки, саранки. Я знаком с Сашей Дерябиным. Это представитель альтернативной медицины. Он убежден, что никакие иностранные, заморские травы нас не вылечат. А вот растения, которые выросли там, где ты родился, где ты рос, они — помогают. И этот воздух, и эта вода — все лечит тебя. Те двести видов трав, которые Дерябин собирает и на основе которых создает свои лекарства, действительно чудодейственны. Мне пришлось испытать это на себе. Наша земля и все, что на ней, отвечает нам своей любовью. Помогает нам, отзывается.