Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2004)

Может быть, самое страшное, что произошло за эти “демократические” годы, — это истребление в человеке чувства сострадания. Любимый герой Достоевского князь Мышкин в “Идиоте” говорит: “Сострадание есть глав­нейший и, может быть, единственный закон бытия человечества”. Нельзя назвать ни одного из великих мировых писателей, который был бы аполо­гетом капиталистических нравов. И никто с такой силой не выразил пронизы­ваю­щего сострадания к жертве этих нравов, как Достоевский, показав в “Преступлении и наказании”, как бьется больная чахоткой Катерина Ивановна с малыми детьми в отчаянной, беспросветной нищете. Именно такие крики о сострадании прямо взывают к человеческой способности понимать слова Спасителя о тех, кто не чужд милосердия, и тех, кто попирает его. Наше отношение к пораженным лишениями, страданиями Господь отождествляет с отношением к Нему самому, берущему на себя бремя “униженных и оскорб­ленных”, чтобы через эту непостижимую глубину милосердия пробудить сочувствие к ближнему (Мф. 25, 29—30).

* * *

…Недавно в газете “Русский вестник” (2003, № 9) писатель Л. Бородин, он же главный редактор журнала “Москва”, выступил против меня в защиту своего друга В. Тростникова, которого я назвал диссидентом. “Может быть, Лобанов прав в критике В. Тростникова. Но зачем он назойливо повторяет “диссидентство”, “диссидентские штучки”?” Л. Бородин умалчивает о том, в чем я прав, а ведь это главное, и об этом шла речь в моей статье (которую имеет в виду Бородин) — “Россия и лицедеи” (жур. “Молодая гвардия”, 1995, № 3). В этой статье я останавливаюсь на письме Тростникова “Красно-коричневые — ярлык или реальность?” (жур. “Новый мир”, 1994, № 10). Письмо поражает злобой к тем, кого он называет красно-коричневыми. Даже больше, чем коммунисты, ненависть Тростникова вызывают русские патриоты, которых он честит “коричневыми”, “национал-патриотами”, “русскими шови­нистами”, “внерелигиозными патриотами”, “коммуно-шовинистами”, “квазипатриотами”, “безрелигиозными национал-моралистами”. С “русскими шовинистами”, считает автор письма, не может быть никакого диалога, их надо истреблять. И приветствуя расстрел 3—4 октября 1993 года, обвиняя “красно-коричневых” в “мятеже”, он недоволен тем, что “либеральные власти” пошли на отмену преследования организаторов кровавых погромов, а это, мол, равносильно постановлению о правомочности подобных вылазок и впредь. И вся эта кровожадность умасливается “философским” словоблудием (ссылка на “противление злу силой” Ивана Ильина), демагогией об “евангель­ской истине”, недоступной “русским шовинистам” (поголовно всем, по его уверению, безбожникам), терминологической премудростью. Только на одной странице — “процесс апостасии — отпадение человека от Бога”, “сюжет апостасии”, “апостасийный опыт”, “только апостасия” и пр., и пр.

Не так давно, в конце 2003 года, вышла приуроченная к десятой годовщине расстрела Дома Советов 3—4 октября 1993 года книга “Анафема” (приложение к журналу “Новая книга России”). Жутко читать эту хронику государственного пере-ворота с массовыми расстрелами ни в чем не повинных людей (до 1500 убитых). Знаменитый старец о. Николай (протоиерей Гурьянов) назвал их муче­никами.

И напрасно А. Бородин всецело поддерживает В. Тростникова. Ведь сам-то он, Бородин, судя по рассказу в его “автобиографическом повествовании” “Без выбора”, при своем “неоднозначном” отношении к “вопросу об ответст­венности за пролитую кровь”, не скрывает все же сочувствия к жертвам расправы. “Задело” же его (по собственному его слову) то, что я без должного почтения употребляю слово “диссидент” (хотя сам он пишет, что “не считает себя диссидентом”). И в своем “автобиографическом повествовании” он снова упрекает меня в недоверии к диссидентам с их апелляцией к Западу. Ставится мне в пример названный выше Тростников. “Чем отличается “диссидент” Тростников от “не диссидента” Лобанова? Тем, что когда ему стало невмоготу, ушел с выгодных мест, стал дворником и продолжал писать то, что он думает. Он нашел в себе силы быть последовательным. А Михаил Иванович, когда его разругали за “Мужиков”, притих. А ведь он тоже был “инакомыслящим” (газ. “Русский вестник”, № 9, 2003).

Помнится, когда-то (это было в январе 1993 года) Бородин, приглашая меня принять участие в вечере “бывших инакомыслящих” в московском Доме журналистов, именовал меня моим настоящим именем — Михаил Петрович, теперь я почему-то стал для него Михаилом Ивановичем. Но это мелочь.

0

Ирина СТРЕЛКОВА

СТРАСТИ ПО КЛАССИКЕ

Десять лет спустя

Моя статья под тем же заглавием “Страсти по классике” была напечатана в “Нашем современнике” в 1994 году (№ 3). Тогда, в начале 90-х, новая власть принялась рушить нашу национальную систему образования, и рефор­ма­торы первым делом решили навести свои порядки в школьной программе по литературе, то есть в русской классике, в нашем духовном наследии. Они выбросили из курса литературы XIX века не только Чернышевского и Добролюбова — по идейным мотивам, но и роман Пушкина “Дубровский”, и повесть Гоголя “Тарас Бульба” — тоже как несовместимые с новым социаль­ным строем. Кардинальной политической чистке реформаторы подвергли и век ХХ-й, начиная с “основоположника соцреализма” Горького. Своя рука владыка: был Горький — и нет его. Взамен вписали имена по выбору состави­телей новых программ. И, как говорится, н а р а д о с т я х сразу же издали в таком новом составе хрестоматии и учебники.

Неужели можно было всерьез рассчитывать, что управление русской классикой захвачено — надолго и навсегда? Впрочем, для школы и десять лет — немалый срок. Много чего бы успели, если бы не дружное сопротивление учителей-словесников.

В начале 2004 года мне дали в Министерстве образования новые стандарты по литературе — для основной школы и для полной средней. По-старому говоря, это программы по литературе. Что такое о б р а з о в а т е л ь- н ы й с т а н д а р т, поясню на языке официальных бумаг. Образовательный стандарт подтверждает и определяет уровень государственных гарантий прав граждан на образование. Применительно к курсу литературы стандарт защищает права учеников, являющихся законными наследниками русской культуры, на глубокое и основательное преподавание в школе этого предмета. Воспроизводство национальной культуры — обязанность системы образования. В официальных бумагах также говорится, что стандарт не должен превращаться в прокрустово ложе, мешать проявлению учениками своих склонностей, а учителями — своей творческой самореализации.