Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2004)

Британское геополитическое мышление едино: и традиционные исследования, и экзотические построения выполнены в одной и той же парадигме. Задачей Британии было предупредить вхождение освобож­давшихся наций и государств как в германскую, так и в российскую орбиту. Поэтому, как уже отмечалось, она стремилась не допустить консолидации крупных однородных славянских наций. Ибо хорваты и словенцы неизбежно вошли бы в германскую орбиту, а великосербское, болгарское государства, при всём лавировании их элиты, не могли быть полностью изъяты из-под влияния России.

В британских — как, впрочем, и в немецких — планах как начала ХХ века, так и сегодняшних дней неизменна тревога по поводу любого проявления сербских национальных чаяний, которые после “Начертания” Илии Гара­шанина 1844 года уже полтора века являются пугалом для Западной Европы, так как объединение сербов в одном государстве изменило бы баланс сил. Подобное развитие событий исключено из конструктивных парадигм как в англосаксонском мышлении начала ХХ века (доклад Фонда Карнеги о Балканских войнах 1913 года), так и в новейших комментариях к нему Дж. Кен­нана в 1993 году. Эта региональная проблематика вошла в “восточный вопрос”, в котором ни одна западная историография не откровенна.

Трактовка “восточного вопроса” в книге патриарха британской балка­нистики Р. Сетона-Уотсона 1911 года в двух пунктах поразительно неизменна до сегодняшнего дня: 1) от будущей судьбы сербо-хорватской расы “зависит баланс сил в Адриатике со всеми его следствиями для международной ситуации”; 2) недопустимость объединения рейнских и прусских немцев с южными немцами, то есть с австрийцами. После войны все британские конфигурации нацелены на нестабильные, зависящие от внешнего патронажа образования из пяти-шести тяготеющих к противоположным партнёрам наций, где исторический и политический потенциал народов обезличен.

Современный оксфордский славист и политический советник теневого кабинета консерваторов Дж. Бернс признает, что великие державы так начертили границы перед Первой мировой войной, что оставили в сердце Балкан язву, требующую в будущем неизбежного кровавого хирургического вмешательства. Они включили в создаваемую Албанию Косово и Метохию — “Старую Сербию” на всех европейских картах того времени. Он прямо сравнивает Флорентийский протокол 1913 года с Дейтонскими соглашениями и предложениями Холбрука [1] 1. Напомним, что проект “великой Албании”, продвигаемый албанскими “интеллигентами” и албанскими боевиками, был сочинён ещё во время Берлинского конгресса 1878 года, где при участии и помощи Оттоманской империи и Австрии была создана Призренская лига, идеология и геополитические карты которой являются содержанием албанского террористического сепаратизма, напоминающего чеченский.

В Англии в конце XIX века весьма активно размышляли о “будущем” Центральной и Юго-Восточной Европы и увлекались геополитическими пасьянсами. Карта 1888 года и ещё одна карта, которую член парламента и издатель лондонского еженедельника “Truth” Г. Лабушер поместил в рождественском номере 1890 года, почти за четверть века до начала Первой мировой войны, показывали Европу “после мировой войны” [2] 2. Они порази­тельно похожи на очертания Европы наших дней. Габсбургская монархия и Германия подлежали уменьшению вдвое — приблизительно до сегодняшних границ. Богемия должна была стать Чехией, Силезия — Польшей, а из южных земель предполагалось образовать “Дунайский союз”. Российская империя подлежала преобразованию в “славянскую конфедерацию” — или в “пустыню”. Все побережья Западной Европы и ключевые пункты Средизем­ного моря заштрихованы как “регионы” независимые, но под политическим влиянием Англии”. Все они сейчас в НАТО или вместе с НАТО, кроме черногорской Боки Которской и албанского побережья, путь к которому лежит через Косово!

На фоне последующих событий ХХ века, шаг за шагом приведшего в исполнение эти наброски, исследователи вправе размышлять, является ли приведённый “картографический” передел политико-географического облика мира, предпринятый до двух мировых войн ХХ столетия, упражнением в политическом шарже, или он представлял собой набросок некой программы.

П. Н. Дурново в записке Государю 1914 года проявил редкостную полити­ческую прозорливость. Он предупредил, что “Россия не сможет обеспечить себе какие-либо стратегически важные обретения постоянного характера”, ради которых стоило бы воевать, “потому что она воюет на стороне Великобритании — своего традиционного геополитического противника” .

Дурново был прав. Россия стремилась добиться статуса Константинополя в виде “нейтрализованного и свободного города”, “никому не принадле­жащего, но с русскими пушками на Босфоре”. Но резко отрицательное отношение к любой форме русского контроля над Константинополем со стороны Англии делало эти прожекты утопическими.

На фоне тревожных успехов австро-германского блока Англия все-таки согласилась на обретение Россией Проливов и Константинополя, потребовав взамен “довести войну до победоносного конца”, что исключало сепаратный мир с Германией [3] 3. Одновременно, как утверждает австрийская русистка Э. Хереш, британская казна начала финансировать русскую революцию с 1916 года — с тем, чтобы революция освободила Лондон от обязательств по отношению к России [4] 4. Можно сказать, что британская и в целом англосак­сонская стратегия в “восточном вопросе” накануне и в ходе Первой мировой войны была весьма успешной.

Версальская система

Вместо помощи Белым армиям и правительствам США и Англия размыш­ляли над формулой признания расчлененной России, для чего в январе 1919 года одновременно большевикам, белым, а также всем самопровозгла­шённым правительствам было предложено принять участие в конференции на Принцевых островах. Как явствует из документов, не без консультаций с Англией многие согласились. Отказалась Грузия, заявив, что обсуждаться будет Россия, а Грузия — не Россия.

Весной 1919 года Антанта начала второй этап “интервенции”, интерпрети­ро­ванный в советской историографии как задача уничтожения советской власти. Но он был нужен для поддержания самопровозглашённых прави­тельств в тех регионах, которые и делали Россию державой, без которой “ни одна пушка в Европе не стреляла”. Англичане появились в Прибалтике, на Кавказе и в Закавказье к ноябрю 1919 года, заняв Баку и железную дорогу до Батуми. Гегечгори, получив письмо от британского правительства, публично заявил: “Не в интересах Англии включать Закавказье в пределы России”.

Общая стратегия английской политики открыто была определена самим Ллойд Джорджем в английском парламенте. Дипломатическое представи­тельство Белого движения было осведомлено о “грандиозном плане Англии… Балтийские государства должны были окончательно отрезать Россию от Бал­тий­ского моря, Кавказ должен быть буфером, совершенно самостоятельным от России, между нею… и Турцией и Персией… таким же самостоятельным должен был стать и Туркестан, чтобы раз и навсегда преградить путь в Индию. Персия попадала целиком под власть Англии, а “независимость” Кавказа, Туркестана и Балтийских государств ограничивалась бы практическим протекторатом Англии над этими областями”. Разве это не прямое продол­жение задач лорда Пальмерстона в ходе Крымской войны, добивавшегося, чтобы граница России проходила севернее Кубани и Терека?