Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6

Но, похоже, мы отклонились от курса. Штурман Илья, доложите, на чём мы остановились?

— На бедственном положении переселенцев, капитан! — отрапортовал Илья.

Иван скептически поглядывал на бабушку с внуком. Он считал себя уже слишком взрослым, чтобы играть в такие игры.

— Да. На бедственном положении… Стараясь облегчить жизнь соотечественникам, командор принял смелое решение отправиться на корабле «Юнона» в Калифорнию за продовольствием.

Итак, 1 марта 1806 года шхуна «Юнона» взяла курс от острова Ситки на юг. Это была дерзкая экспедиция и очень опасная. Мореходы пользовались картами британского капитана Ванкувера, который плавал в этих местах 10 лет назад. Их путешествие продолжалось около месяца, за это время 4 человека из команды умерли, ещё 15 слегли — цинга делала своё страшное дело.

Но вот наконец они достигли порта Сан-Франциско. Калифорния принадлежала испанцам. Поскольку в Европе шла война с Наполеоном, дипломатические отношения с испанской колонией были весьма запутанными, но, несмотря на это, в Сан-Франциско нашим морякам оказали тёплый приём. Не забывайте, что испанцы тоже жили вдали от своей родины, можно сказать, в изоляции.

Правда, им по сравнению с нашими колониями достался настоящий рай. Ни тебе туманной, промозглой зимы, ни голода. Вечное лето. Всё росло, только в землю брось. Девственные леса полны дичи и экзотических плодов. Индейцы — и те достались покладистые.

Втайне Резанов надеялся установить постоянные торговые отношения с Калифорнией. После неудачи, постигшей его как дипломата в Японии [59], он мечтал о реванше и употребил все усилия, всё личное обаяние и опыт царедворца, чтобы достичь своей цели.

У коменданта крепости Сан-Франциско была дочь Мария де ла Консепсьон Аргуэльо… — Где-то у меня был портрет, сейчас поищу… — засуетилась бабушка. Она достала книгу, полистала её и показала внукам. Со страницы на них смотрела черноволосая прелестная барышня в белом платье с розой на груди.

— Вот она! Первая красавица Калифорнии!

— Да она ж совсем девчонка! — не удержался Ваня. — На Наташу Ростову чем-то похожа.

— Ей и было 15 лет. К этому возрасту она уже получила строгое воспитание и считалась завидной невестой, но местные поклонники ничем не могли её удивить. Она была барышня начитанная, решительная и неглупая — настолько, что самому Резанову подсказывала некоторые ходы — как обойти, например, запрет на торговлю.

Все женщины крепости не могли глаз отвести от золотых эполет русских офицеров, а уж командор при полном параде был просто неотразим. Консепсьон впервые видела такого мужчину. Высокий, широкоплечий, военной выправки, в красно-зелёном мундире с Мальтийским крестом на шее, на алой ленте сияет алмазная звезда св. Анны!

Русский вельможа поразил её воображение ещё и потому… Главным образом потому, — поправилась бабушка, — что был прекрасно образован и знал языки: с испанцами общался на их родном языке, а с Консепсией — на французском.

— Так, стоп. Бабушка, разве Резанов не был женат? Да ему и лет-то уже сколько было! Сорок, наверное? Старик совсем, а она девчонка! — возмутился Иван. Он уже понял, к чему всё идёт. Илюшка невинно хлопал глазами, видимо, не догадываясь по малолетству, что всё клонится к любви.

— Ко времени встречи с Кончитой камергер вдовел уже четвёртый год, это очень печальная история [60]. А насчёт 40 лет… Когда-нибудь поймёшь, что сорок лет для мужчины — это возраст свершений, расцвет, можно сказать.

— Ну ты, бабушка, оптимистка.

— А ты много о себе воображаешь. В твои годы командор уже службу солдатскую нёс, а с вами точно — до 40 лет пронянчишься и толку не будет! — рассердилась Нина Константиновна.

Через некоторое время, когда бабушка с внуком восстановили дипломатические отношения, Нина Константиновна продолжила:

— Для Кончиты Резанов был человеком, много повидавшим на своём веку. Она без устали расспрашивала камергера о Петербурге, Париже, о кругосветном плавании. Её стремление вырваться за пределы узкого мирка колонии было так естественно…

Конечно, командор догадался о тех трепетных чувствах, которые она к нему испытывала, и его душа устремилась ей навстречу.

— Баба, какая ты несовременная. Скажи просто: они влюбились друг в друга, — попенял бабушке младший внук, затем деловито осведомился:

— Они поженились?

— Они полюбили друг друга.

Резанов сделал предложение Консепсии. Для её родителей это было большим сюрпризом! Отпустить свою дочь в далёкий, холодный Петербург и скорее всего, никогда её больше не увидеть! Что тут началось! Юное создание впихнули в карету и немедленно повезли к святым отцам на исповедь. Но убедившись, что каяться Консепсьон не в чем [61], кроме любви к русскому вельможе, немного пришли в себя. Успокоившись и здраво поразмыслив, семья не могла не прийти к выводу, что Резанов блестящая партия для их дочери. Тем более — все в гостеприимном президио [62]Сан-Франциско, включая молодого дона Луиса (брата Консепсьон) и коменданта дона Аргуэльо, были настроены к камергеру дружелюбно. Губернатор Калифорнии, дон Ариллага, которого с отцом Кончиты связывала тридцатилетняя дружба, также проникся симпатией к русскому посланнику. Даже святые отцы не смогли устоять перед обаянием камергера. Монахи готовы были принять товары с «Юноны» в обмен на хлеб, который так ждала Русская Америка, но душами они не торговали. Главного препятствия Резанову обойти не удалось. Дело в том, что Консепсьон принадлежала римско-католической церкви, а Резанов, как все русские люди, исповедовал греческую православную религию. Священники отказались скреплять их союз, пока не будет получено разрешение из Ватикана от римского папы на смешанный брак.

— Баба Нина, а что Богу разве не всё равно? Ну любят, так и пусть женятся! — опять перебил Илья.

— Ну ты не в бровь, а в глаз! Смотри, у бабушки от твоего замечания перезагрузка произошла, — засмеялся Ваня.

Бабушка и правда смутилась, растерялась и не знала, что ответить внуку на, казалось бы, такой естественный вопрос. Да… Устами младенца…

— В общем, падре [63]ни в какую не соглашались венчать молодых без разрешения папы и короля Испании! Помолвка состоялась, Николай Резанов и Мария Консепсьон Аргуэльо были официально признаны женихом и невестой, но они должны были расстаться. Командору предстояло через всю Сибирь добраться до Петербурга, далее через Францию — в Мадрид, потом по морю в Рим и снова вернуться в Новую Калифорнию за невестой. Он поклялся своей возлюбленной, что вернётся «настолько скоро, насколько быстро его корабль и его конь будут нести его».