Мадлен Риффо - Больница как она есть

«Больница как она есть». Читатели «Юманите», привыкшие к очеркам Мадлен Риффо из «горячих» точек планеты: джунглей Вьетнама, гор Лаоса, стран Африки, охваченных огнем национально-освободительных войн, — были вправе удивиться, увидав ее подпись под материалами, посвященными столь «мирной» теме. Между тем Мадлен ничуть не изменила себе. Она осталась, как и прежде, страстной и боевой журналисткой, всегда и везде стремящейся быть на «переднем крае».

Мне запомнилась одна из давних встреч с Мадлен Риффо. Это было в Ханое, в последних числах апреля 1955 года. Мы. трое советских журналистов, только что приехали из Москвы и, естественно, готовились написать о праздновании Первого мая в столице республики. Мадлен, находившаяся здесь уже несколько недель, пристыдила меня:

— Ты что, журналист или нет? В Ханое не раз проводились торжества и демонстрации. Надо пробиваться в Хон-Гай. Представляешь себе: первое Первое мая в только что освобожденном шахтерском крае! Вот это интересно.

В то время французский «оккупационный корпус», согласно решениям Женевской конференции, постепенно эвакуировался из Северного Вьетнама, передавая один за другим занятые им районы властям ДРВ. 30 апреля утром последние французские части покинули Хонгай и его окрестности, находившиеся все годы войны под контролем колонизаторов. В тот же день, под вечер, с трудом получив «добро» от вьетнамских друзей, предупреждавших об опасностях ночной поездки через зону, так долго разделявшую воюющие стороны, мы с Мадлен отправились в путь. Помимо водителя в «джипе» заняли места переводчик и вооруженный боец. Медленно, часто останавливаясь, чтобы не сбиться с пути, мы пересекли зону по узкому, кое-как обозначенному проходу, проложенному между бесконечными рядами колючей проволоки и минными полями. На рассвете перед нами открылась бухта Алонг с ее причудливыми островами и утесами, поразившая нас своей красотой.

Нет, не погоня за сенсацией, столь свойственная журналистскому племени на Западе, побудила Мадлен настоять на этой поездке. Два дня мы провели в разоренных поселках и деревушках, на угольных разработках, усеянных выведенными из строя кранами и бульдозерами, беседуя с шахтерами и крестьянами, вчерашними партизанами и учителями, женщинами, измученными голодом и непосильным трудом, чумазыми ребятишками. Мадлен долго расспрашивала местного священнослужителя и французского инженера, отказавшегося уехать с оккупантами.

Валились с ног от усталости сопровождавшие товарищи, а она продолжала искать новых встреч, жадно впитывала рассказы собеседников. Ей хотелось как можно глубже познать условия, в которых они жили, их мысли, мнения, надежды. Почерпнуть все это из «первоисточника», по горячим следам. Я восхищался тем, как она, француженка, быстро располагала к себе вьетнамцев, настороженных было в первые минуты, но затем, почувствовав в ней подлинного друга, принимающего близко к сердцу их судьбу, настежь раскрывавших перед ней свою душу...

В публикуемых ниже дневниках Мадлен приводит письмо одной простой женщины, заканчивающееся замечательными словами о «правом деле». Служению этому «правому делу» посвятила Риффо свою жизнь, свои силы, свое творчество. Целиком, без остатка, со всей пылкостью своего темперамента, несокрушимой волей и самоотверженностью. Она всегда рвется в самое пекло, на передовую линию, к тем, кто повседневно рискует жизнью, сражается, проливает кровь. Она разделяет с ними опасности, страдания и невзгоды. Такова уж ее натура, таков ее характер. Девочкой становится она участницей движения Сопротивления гитлеровским захватчикам. Распевая песенки, разносит по Парижу гранаты. Посвящает товарищам дышащие ненавистью к оккупантам стихи. Берется за самые ответственные поручения. Среди бела дня на мосту Сольферино, выполняя задание, убивает фашистского офицера. Подвергнутая жестоким пыткам в гестапо, она в ожидании расстрела царапает кусочками графита стихи на полях молитвенника, предназначенного смертникам.

«Если бы в августе 1944 года Париж восстал тремя днями позже, о Мадлен Риффо осталось бы лишь воспоминание, несколько стихов и название улицы», — писал в предисловии к ее сборнику «Красная лошадь» писатель В.Познер. Но палачи бежали, не успев привести приговор в исполнение. Выпущенная из тюрьмы, юная партизанка присоединяется к друзьям и с автоматом преследует отступающих немцев. «Что вы умеете делать?» — спрашивает ее поэт Поль Элюар. «Писать стихи и стрелять», — следует ответ...

Молодая сотрудница «Юмаиите» пишет о Франции, а затем часто выезжает за границу. Ее приглашают в Советский Союз, в Польшу, Болгарию. Но ее неудержимо тянет туда, где полыхает пламя национально-освободительной борьбы. И прежде всего в Индокитай. Она пробирается в ДРВ, когда еще шла война с французскими колонизаторами. Много раз возвращается туда во время американской интервенции. Шлет репортажи из джунглей Вьетнама, из подвергаемого бомбардировкам Ханоя, из районов боев в Южном Вьетнаме, из Лаоса.

В годы войны в Алжире Мадлен находит свое место рядом с бойцами народно-освободительной армии, в окруженной и изолированной касбе, где ухаживает за ранеными. Позднее едет в Восточную Африку, пишет из районов, освобожденных от португальских колонизаторов. Там находит свое место неутомимая журналистка, писательница, поэтесса-коммунистка. Под пулями и бомбами, бок о бок с борцами против угнетателей и колонизаторов всех мастей, против интервентов и их сообщников рождаются ее очерки, репортажи, поэмы. Ранения, болезни подрывают ее здоровье. Чуть отдышавшись, она снова мчится туда, где жарче бои, где ее друзья острее всего нуждаются в поддержке мировой общественности. Мадлен пишет кровью своего сердца, и ее репортажи не оставляют равнодушными даже самых черствых людей. В том числе вчерашних противников. Однажды, после выступления на митинге в Марселе, она получает цветы от солдата Иностранного легиона, сражавшегося некогда в Алжире...

Но вот в дорогом ей Вьетнаме наступили мирные дни. Мадлен, как она пишет, чувствует, что за годы странствий потеряла связь с Францией. Как ее восстановить? Она опять ищет, но теперь уже у себя на родине, «передний край». Место, где с особой силой ощущаются несправедливости капиталистического общества, страдания простых людей, обездоленных. По совету старого друга идет в больницу. Тут, оказывается, тоже проходит линия фронта. С его повседневными жертвами, с упорной, постоянной и жестокой борьбой, борьбой скромных, безвестных людей за человеческую жизнь.