Газета Завтра Газета - Газета Завтра 333 (16 2000)

Меня всегда огорчала мысль, что память народа, как и память отдельно взятого человека, к сожалению, тоже не всеобъемлюща. Из всей Куликовской битвы остались только имена Пересвета и Осляби. Время вымывает наше представление о героях. А небесные скрижали не каждому дано считывать. Надеяться остается или на искусство, или на абсолютную безыскусность.

ОТ ХХ ВЕКА ОСТАЛСЯ ФИЛЬМ "ЧАПАЕВ".Но остались и никому не ведомые письма Анны Никитичны Стешенко — легендарной Анки, которая последние годы своей жизни провела в Иванове.

Ее дальний родственник Н.И.Соболев послал мне несколько листков, хранившихся у него после смерти Анны Никитичны. Как он пояснил в сопроводительном письме, это часть переписки Анны Никитичны (Анки) с Любовью Феодосьевной Дубковой (женой Петьки), в 1918 году еще просто Любки. Вторые два письма датированы 1968 годом.

Эта переписка показалась мне документом эпохи, хоть и ничтожным по объему, но настолько выразительным, что я даже включил ее в свою новую книжку очерков "Свобода, говоришь?", которая выйдет в мае.

Итак, 1918 год...

АНКЕ-ПУЛЕМЕТЧИЦЕ ОТ ЛЮБКИ

...Дружки Петра сначала смехом меня донимали, рассказывали, будто ты его захороводила и отбиваешь у законной жены, пользуешься службой в армии. Сначала я не верила, чтобы баба с мужиками в войске состояла. У нас в деревне про таких одним словом выражаются. Разве бабье это дело — из ружья палить? Пускай мужики бьются друг с дружкой, а наше дело — дом беречь. В деревне у нас теперь одни старики остались, а ты видишь, какая ловкая — к тем, кто в самом соку присоседилась. К чужим мужьям. Горько мне и обидно до того, что иной раз думаю: хоть бы ранило разлучницу, только не насмерть, а прямо в харю, разворотило бы бесстыжую, чтобы век боле никто не глянул. Либо на покосе смотрю вперед себя на траву и мечтаю: вот так бы я и ее подсекла под саму юбку. Думаешь, ты одна такая смелая? Ничего, надо будет, и я за свое правое бабье дело воевать начну.

Не вяжись с Петром, тебе говорят. Он мужик не балованный, я у него первая, и он у меня тоже, мы венчаны перед Богом, а ты, шалопутница, только беса тешишь. Придет время отвечать на том свете, что скажешь?

Раньше Петр вина в рот не брал, а после того, как с тобой спознался, трезвым я его не вижу. Вот что ты сделала с человеком, змея подколодная. Нынче приезжал на побывку, просила его трубу поправить, того гляди, пожара в доме наделаю, крыша-то соломенная, — так он и ухом не повел. А когда уж в последний час перед отъездом ступил на лестницу, так я его за ногу обратно на землю сдернула — сильно выпивши был, свалился бы с крыши да шею свернул. Он уехал, а я реву и думаю: для кого же это, интересно, я его сберегла — для той обозной попутчицы?

Нет моченьки обиду терпеть. Сегодня ходила лошадей из ночного ловить, веревку арканом держу, а сама думаю: через сук бы ее перебросить, да петлю-то себе на шею, а кони пускай жизни радуются.

Петр — мой, слышишь ты, бессовестная женщина! Он меня одну любит и ко мне все равно вернется, а ты под другого пойдешь, а я под страхом смерти верность ему сохраню. Вот и отец его, Иван Данилович, тебе то же самое прикажет. Крутой он, скор на расправу, рука у него страсть какая тяжелая, и скоро к сыну в войско поедет, так и с тобой, шалоха, словцом перемолвится, когда это мое письмо тебе передавать станет. Ему обо всем про тебя доложено. . .

ОТ АНКИ-ПУЛЕМЕТЧИЦЫ — ЛЮБКЕ

...Хорошо, Любочка, тот дом стеречь, где дети есть. А как мне известно, в семействе вашем не имеется таковых. Конечно, я вам прежде всего сочувствие свое выражаю в этом деликатном вопросе, а нисколько не в укор говорю. И касательно женской доли я с вами не согласна — курицей быть вы мне не прикажете. А так же и в армии не обязательно гулящие женщины служат.

Теперь об основном вопросе.

Скажу вам прямо, Любочка, нравился мне ваш Петр. И между нами было много хорошего. Но теперь уже все кончено, так что нечего об этом думать. Я вам теперь не поперечна, берите его себе, вот только ведь он бычок-то сноровистый. На веревке не удержишь. Желаю вам успехов в этом вопросе от всей души. А насчет выпивок я с ним поговорю, хотя в дивизии он ведет себя в этом вопросе положительно.

Кстати, свекор ваш, Любочка, оказался очень добрым и порядочным человеком. Я его с Дмитрием Андреевичем (Фурмановым. — А.Л.) познакомила, они с ним чай пили, он у Дмитрия Андреевича и ночевал...

И вот еще один ужас наподобие молчания мужиков в ответ на возможность славно потрудиться — скачок во времени через пятьдесят лет. Следующие два письма датированы сразу 1968 годом.

ЛЮБОВЬ ФЕОДОСЬЕВНА — АННЕ НИКИТИЧНЕ

...Видела про вас передачу по телевизору. Ваш голос совсем не изменился с того дня, когда мы с вами вместе слезы лили на похоронах Петра Ивановича, а я, дура деревенская, салюта испугалась. Как бросила я горсть земли в его могилку, на том и молодость кончилась, и столько всего потом было, теперь уж и не припомнить, лягу спать, начну вспоминать, Господи помилуй, только замуж четыре раза выходила, и все будто напрасно, одна век свой доживаю. Вся больная, почки болят и сгорбило. Да и вас тоже не украсила жизнь. Ткачихи, невесты-то ивановские, про которых в песне поется, покраше нас с вами будут. И, видать, по передаче судя, детей вы тоже не нарожали себе для утешения старости. Кто знает, Анна Никитична, может быть, это за грехи ваши слезы теперь вам отливаются, одиночеством и вы наказаны, потому что вы надо мной тогда насмехались, мол, при жизни Петра Ивановича я ему дитеночка не родила. А скажу я вам теперь перед смертию откровенно, что ведь был у меня от Петеньки сыночек, да помер в двадцать девятом году от голода. Им беременная я на могилке-то у Петра слезами уливалась. Не сохранила мальчика. Жалею его пуще всех, хотя в войну еще двоих сыновей потеряла да мужа в придачу. А после войны вот уж точно по-вашему вышло: порожняя до старости доходила. Последний муж помер два года назад. Мне хорошую квартиру оставил, приезжайте в гости...

АННА НИКИТИЧНА — ЛЮБОВИ ФЕОДОСЬЕВНЕ

...у партии всегда искала ответы на все возникающие передо мной вопросы, но с тех пор, как дух ревизионизма проник в наши ряды, отошла от активной общественной деятельности. Некоторое время работала в контрольно-ревизионной комиссии, но и с помощью этого инструмента отчаялась сколько-нибудь значительно влиять на чистоту наших убеждений.

Наблюдая глубокое перерождение руководящих работников и рядовых членов, пришла к выводу о необходимости решительной борьбы с разложением и выступила на областной конференции с открытым письмом. В нем сказала, что я не могу поступиться основополагающими принципами построения общества нового типа, за что пролили свою кровь миллионы лучших людей, в том числе и наш с вами, Любовь Феодосьевна, общий знакомый, об увековечении памяти которого я хлопотала и к тридцатилетию, и к сорокалетию тех далеких событий. В результате безобразно долгой волокиты все-таки добилась навески памятной плиты на дом Дубковых в деревне Алексеевке, о котором вы, наверно, тоже не забыли. Но в период последней вспышки эпидемии волюнтаризма, выразившейся в сносе неперспективных деревень, и этот дом был срыт с лица земли, а памятная плита затерялась. Не доглядела, не уберегла, хотя в то время еще имела влияние и вес в своей партийной организации...