Валентина Полухина - Бродский глазами современников

Как и почему именно на вас пал выбор хранения архива Бродского?

Так решил Александр Иванович.

Он передал вам лично его или по завещанию?

Нет, в завещании этого не было. Он просто в последний год говорил нескольким близким людям из друзей Иосифа, кому что должно на хранение пойти. И меня он просил взять Осину мебель — стол, шкаф, — библиотеку и бумаги. Рисунки Иосифа хранятся у другого человека [102] Большая часть рисунков Бродского хранится у Эры Борисовны Коробовой. Анализ их предложен в докладе на международной конференции "Поэзия Иосифа Бродского культура России и Запада" (СПб., 7-9 января 1991). См. Э.Коробова, "Тождество двух вариантов. О графике И.Бродского" ("Русская мысль", 6 декабря 1991, С. 11; 13 декабря 1991, С. 11); перепечатано в "Special Issue: Joseph Broclsky" ("Russian Literature", Vol. XXXVII-II/III, 1995, C. 247-56). Часть рисунков поэта из архива М.И.Мильчика, Е.Б.Рейна, М.Б.Мейлаха опубликована в кн. И.Бродский, "Бог сохраняет все" ("Миф": М., 1992) и в специальном выпуске "Памяти Иосифа Бродского" журнала "Литературное обозрение" (No. 3, 1996). . Среди бумаг, в частности, есть письма Иосифа, но я, естественно, в них не заглядываю. Вот сейчас в сборнике этой конференции [103] Речь идет о парижской конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Ахматовой, состоявшейся 29-31 мая 1989 года. опубликованы три письма Анны Андреевны к нему, которые лежали отдельно, без конвертов. Я в общем случайно на них наткнулся, перебирая папки с разного рода бумагами, черновиками, перекладывая их при переезде. И только поэтому они всплыли, эти письма, на свет. Я запросил Иосифа, и он разрешил их напечатать, поскольку они представляют ценность более серьезную, чем просто переписка двух людей [104] См. "Диалог поэтов" (Три письма Ахматовой к Бродскому), публ. Я.Гордина, "Ахматовский сборник", т. 1, сост. С.Дедюлин и Г.Суперфин (Институт славяноведения: Париж, 1989, С. 221-24). В России опубликовано в газете "Ленинградский рабочий" (23 июня 1989, С. 12): "'Вы напишете о нас наискосок', три письма Ахматовой Иосифу Бродскому"; вошло в кн. Анна Ахматова, "Сочинения в двух томах", том 2 ("Цитадель": М., 1996, С. 253-55). .

Теперь мне хотелось бы коснуться его главных идей. Как вам видятся его магистральные темы? О чем Бродский постоянно говорит, делая еле- дующий логический шаг, иногда даже в абсурд?

Трудно сказать, поскольку здание, им возводимое, очень многообразно. Но это скорее все-таки изживание абсурда, как мне кажется, имею в виду абсурд не как бытовое или культурное понятие, а как обозначение ненормальности, вывихнутости, особенно — несправедливости жизни. И он сам где-то недавно сказал, в одном из интервью, что задача поэта — гармонизация мира. Иногда вместо гармонизации происходит схематизация мира, в частности, при недостаточном даровании и больших претензиях поэта. А у Бродского, да, идет именно гармонизация мира при вытеснении и изживании абсурда разными способами. Вначале, в первый период, было, скажем, романтическое противостояние миру и концентрация трагедийности в восприятии жизни, как таковой. Это было прояснение, стирание случайных черт, прояснение трагедийной магистрали человеческой жизни, осознание которой многого от человека требует, воспитание духовного мужества, в предотъездный период это очищение жизни иронией, самоиронией, сарказмом. Этакий рассол для романтического похмелья. Это попытка снять форсированный драматизм своих прежних стихов ироническим взглядом сверху. Пушкин говорил об очень страшных событиях своей жизни и жизни России: "Взглянем на происшедшее взглядом Шекспира". У Иосифа при этой крупности взгляда, не злая, пожалуй, а горькая это, увы, слишком тривиальный эпитет — ирония, доходящая до сарказма и облеченная иногда в очень "низкие" лексические формы, чего мы Пушкина не встречаем. Тут я хочу оговориться. Я употребил слова "ирония", "сарказм". Об этом часто говорят относительно поздних стихов Иосифа. У человека не слишком осведомленного может возникнуть мысль о некоем демонизме поэта. И это будет совершеннейшим заблуждением. Я бы рискнул сравнить в этом смысле Бродского 70—80-х годов с Чеховым — по откровенности горького сарказма, почти презрения — не к человеку, но к миропорядку! — и в то же время по силе стеснительного сострадания. Мало в мире поэтов более явно ощущающих холод бытия и в то же время душевно ему противостоящих. Он так говорит о холоде и пустоте, что возникает ощущение печального, но тепла и неодинокости. Все это имеет прямое отношение к вопросу о христианстве Бродского, но этого вопроса мы касаться не станем. Как ни странно это может прозвучать — у Иосифа очень сильна тема для русской литературы фундаментальная — "маленький человек" среди страшного огромного мира. И постоянные поиски душевного движения, которое если не сняло, то ослабило бы неравномерность сил в этом противостоянии. Герой Иосифа, в сущности, именно этот "маленький" слабый человек, стоически преодолевающий мировую несправедливость. И то, что он так часто выводит на словесную поверхность человеческий ужас перед неотвратимостью пустоты, это тоже момент гармонизации.

И еще, мне кажется, установкой Бродского с какого-то момента, пожалуй с начала шестидесятых, было: сказать о себе и о мире максимально прямо, но оставаясь в пределах литературы. Довольно головоломный фокус. В принципе, это центральная установка литературы XX века, но у Иосифа она реализуется с редкой интенсивностью и изобретательностью, которая искусно камуфлируется вышеупомянутой иронией (которую не нужно путать с "победительной" иронией немецких романтиков). Тут огромную роль играет его восприятие русского языка — и не любовь даже, а полное слияние с языком, ощущение языка как мироздания, что ли... Зрелый Бродский в то же время принципиально, упрямо нелитературен. Возникает некий знак равенства между стихотворением и психологическим бытом. Впрочем, у Иосифа были очень разные периоды. Был период романтических стиховых обобщений, имеющих вполне литературные корни: стихи о всадниках [С:110-12/I:18 9- 91], "Черный конь" [C:94-95/I:192-93] и...

"Ты поскачешь во мраке" [С:85-87/1:226-27] и целый цикл [105] Четыре стихотворения, составившие "цикл о всадниках", датированы по [МС-1] 7-9 июня 1962: 1. "Под вечер он видит, застывши в дверях"; 2. "Пустая дорога под соснами спит"; 3. "Июльскою ночью в поселке темно"; 4. "Два всадника скачут в пространстве ночном" [С:110-12/1:189-91]. Непосредственно за ними следовало стихотворение 28 июня 1962 о черном коне "В тот вечер возле нашего огня" [С:94- 95/1:192-93] и "Ты поскачешь во мраке" [С:85-87/1:226-27], также написанное в 1962 году. К стихам о всадниках примыкает гонец из неоконченной поэмы "Столетняя война" (вероятно, 1963) [МС-4]. О "Столетней войне" см. Я.Гордин, "Странник", предисловие к кн. И.Бродский, "Избранное" ("Третья волна": Москва/Мюнхен, 1993, С. 5-18). Перепечатано: "Special Issue: Joseph Brodsky" (Ibid., С. 227-45). .