Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6322 ( № 18 2011)

Их на «потом» и на «тогда».

1960

* * *

Люблю сумасшедших

в себя ушедших

и отошедших от себя

от общих шествий

от происшествий

я против шерсти

люблю тебя

1958

КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Холодные своды. Тяжёлые воды.

У берега дремлют худые челны.

Спешат на работу века и народы.

Стоит Монастырь на путях

Сатаны.

Молчат колокольни. Кресты

покосились,

Но белые храмы далече видны.

Отсеялись справно. Почти

откосились.

Стоит Монастырь на путях

Сатаны.

Над озером Белым рассветы белёсы.

Юродивый спит у замшелой стены.

Свистят над Россией бесовские

косы.

Стоит Монастырь на путях

Сатаны.

1979

* * *

Ассоциации, сны, демонстрации…

Боже ты мой,

Как мне мечтается из эмиграции

Вновь возвратиться домой.

В дом ледяной –

Жаркий – родной –

мой!

Ваши овации, ваши сенсации

мне ни к чему.

В тёмной, беззвучной, бесслёзной

прострации

я слишком долго живу.

Вроде бы как наяву,

Но неподвластна душе и уму

и никому.

Знаю, что тема стиха для пародии

слишком легка.

Те, у кого нет ни чести, ни родины,

их не помедлит рука.

К счастью, я их не услышу – глуха

я к поэтической стала мелодии

и не строга

к брани, насмешкам, обидам

и бедам,

даже к печали своей…

– Дети мои, никогда не приеду

к вам и у ваших дверей

«Здравствуйте!» – робко не молвлю

соседу…

Боже, скорей

Душу мою призови на беседу,

словом согрей!

Бог не услышит. Но я не в обиде.

Я и не жду.

Сына не слышал. Креста не увидел

В райском саду

В полном покое и в ангельской свите,

с миром в ладу.

Дома Вергилий. В изгнанье Овидий.

С ним я свой Стикс перейду.

1985

* * *

Сколько раз я засыпала –

умирала ввечеру.

Сколько раз я воскресала –

просыпалась поутру.

Солнце жёлтое сияло,

дождик плакал, ветер выл,

голубое одеяло

Бог на землю уронил.

Голубое, голубое,

не бывает голубей,

нас теперь с тобою двое,

ну а третьего – убей!

Никого не убивала

ради красного словца!

И с молитвой укрывала

Духа, Сына и Отца.

Надо мною, над тобою,

над землёй и над водой

дождик плачет, ветер воет,

пляшет месяц молодой.

За долами, за горами

солнце жёлтое живёт,

я приду к нему с дарами –

мать покойная зовёт.

1990

ПАСХА В КУКУЕВЕ

Сестрице

О Господи, как они пели

в прохладном полночном апреле,

три бабы под старой ветлой!

Большая Луна сияла,

Большая Вода стояла,

оттаявшей пахло землёй.

О Господи, как они пели

в прозрачном, простудном апреле

в мои молодые года!

Текли голоса в поднебесье:

«Воскресе, Христосе, воскресе!»

– Большая стояла вода.

Счастливое нищее детство,

кладбищенской церкви соседство

(в тридцатых пошла на дрова)…

Большая Луна во Вселенной

сияла. Надеждой нетленной

пасхальная радость жива.

Три бабы на красном крылечке

поют, и далёко-далече

живая молитва слышна.

Плывут голоса в поднебесье:

«Воскресе, Христосе, воскресе…»

С той ночи мне смерть

не страшна.

1991

СКВОРУШКА

О, Русская Земля!

ты уже за холмом.

Слово о полку Игореве

Минорушка!

Не играй в хитрого ворушка

на высоких холмах Москвы,

не хоти Охотского морюшка –

не сносить тебе головы,

потеряешь её, трезвую,

в переулках кривых, узких,

не ходи по ножу, по лезвию,

не рискуй по-русски.

Минорушка!

Не крута ли русская горушка

твоих всемирных забот,

ты посеял Мёртвое зёрнышко,

в сердце русском оно не взойдёт,

бесполезно тщетно надеяться,

подкупать, совращать, просить –

близок локоть и берег виднеется,

но тебе его не откусить.

Минорушка!

Мой картавый, косырый Скворушка,

не владеющий звуком «эль»,

улетишь ты пустым за морюшко,

не имать тебе русских земель.

Велика, безразмерна Россия,

не объять её птичьим умом.

Не кручинься: Анастасия

останется за холмом.

1999

СВОБОДА

Мне теперь не надо

ни любви, ни лада,

ни злобы, ни мести,

я давно не вместе,

я давно рассталась

с тем, что мне досталось,

счастьем расквиталась,

что мне причиталось.

Я давно забыла,

как меня знобило

пламенем и хладом

под голодным взглядом.

Отошла, остыла,

в пустоте застыла,

в чистоте окрепла

ледяного пекла.

Я теперь здорова:

ни семьи, ни крова,

тяжкая свобода

в чаще небосвода,

я уже за дверью,

никому не верю,

ничему не верю,

ни во что не верю,

глядя в зенки Зверю!

1999

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Библиосфера

Так говорил Сибирич

ОБЪЕКТИВ

Екатерина ИВАНОВА

Роман Камиля Зиганшина «Золото Алдана» начинается как исторический, «продолжается» как этнографический и заканчивается как фантастический. Говорить о начале и продолжении повествования как романа можно весьма условно. Перед нами, скорее, летопись, на страницах которой разворачивается не столько история (судьба) героев, сколько «малая» история старообрядческого скита в его столкновении с «большой» историей России

безбожного XX века.

Камиль Зиганшин. Золото Алдана. – Уфа: Китап, 2010. – 608 с. – 3000 экз.

Разлив Глухоманки

Повествование начинается с тревожной даты – 1935 год. И правда, что доброго может ждать религиозную общину в 1935 году в стране победившего атеизма? Первая глава книги Зиганшина так и называется – «Затоп», однако вопреки ожиданиям и землетрясение, и разлив реки Глухоманки обернулись для скитников только ещё бóльшим благоденствием. Вроде бы незначительный эпизод неслучайно открывает повествование – это матрица отношений скита с любыми внешними воздействиями: любая беда, пришедшая из внешнего мира, проходит сама собой без последствий. Для сравнения: возникшее неподалёку от скита поселение участников Белого движения было вырезано почти полностью красными, в то время как скит так и остался белым пятном на карте Советской России. Бог ли так бережёт общину? Вопрос, на который читатель получает весьма неожиданный ответ в «фантастической» части романа.

Самое интересное в книге Зиганшина – это столкновение «большой» и «малой» истории. Повествование делает «шаг назад» в кровавый 1922 год, год окончательного разгрома Белого движения, и герои романа – члены повстанческого белогвардейского отряда под командованием подполковника Лосева – встают перед выбором: как жить дальше? Вернуться ли к семьям? Возглавить ли новый крестовый поход против советской власти? Уехать ли в Америку и начать там строить «Новую Россию» с чистого листа? Каждый из ответов – вариация на тему отношения человека и истории. Однако героям Зиганшина практически не приходится выбирать. Само место, где волею судьбы временно оседает их отряд, делает выбор за них: не вернуться и не уехать, не бороться и не сдаться на милость победителей, но переместиться в заповедное пространство Беловодья, что означает фактически выпадение из истории России, уход в пространство если не сказки, то легенды. Они живут как бы по ту сторону истории, свои силы и талант, трудолюбие, любовь и даже святость отдавая на обустройство и сбережение малого пространства. Неслучайно командир отряда Лосев так легко берёт себе новую жену из местных, так спокойно отказывается от планов воссоединения с семьёй. Кажется, совсем не болит у него душа об оставленных детях, о погибающей России.