Николай Плахотный - Великая смута

— Передам претензии хозяину.

Прошло дня три. Думаю, дай-ка проведу собственный эксперимент. Купил у Татьяны четыре булочки и отнес в главный заводской буфет на экспертизу. Буфетчица, не задавая вопросов, взвесила товар на опробированных весах. В каждой штучке оказалось ровнехонько восемьдесят граммов.

Прямым ходом направился в общезаводской профком. Председателя на месте не было. Зашел к заму А. С. Ломову. Сидел, развалившись в кресле, холеный, вальяжный. Такого товарищем не назовешь, смотрится господином. В кабинете я насчитал четырнадцать стульев. Ходоку сесть не предложил.

— Ну, что там у вас? — раздался голос раздраженного оратора.

— У нас ничего. А у вас?

Возникла нештатная ситуация. Заводской чиновник мгновенно перевоплотился в дядю-добрячка.

— Я весь — внимание!

Немного погодя господин Ломов поднялся с насиженного кресла, встал рядом со мной.

— Как мне докладывали, вы у нас на ГПЗ — новичок. Специфики нашего предприятия, естественно, не знаете. Народ же у нас хотя и вспыльчивый, однако быстроотходчивый.

Александр Иванович пытливо заглянул мне в глаза, дабы убедиться, что слова его дошли до цели и дали желаемый результат. Затем, по правилам формальной логики, от общего перешел к частному.

— Казус с булочками нам известен. Да и речь-то идет всего о трех граммах. Стоит ли игра свеч?

— Извините, о пятнадцати.

— Все равно, это такая мелочь в сравнении, скажем, с общественным спокойствием в восьмитысячном коллективе. (Силен демагог, а?) А кстати сказать, обстановка теперь на «Шарике» деловая, рабочая обстановка. Извините, не знаю вашего имени-отчества, давайте рассуждать не по-бабьи, а по-мужски. Те две дамы в очереди выплеснули свои эмоции и тотчас забыли о ЧП. Вы же, солидный товарищ, ухватились за вопрос, который яйца выеденного не стоит. Прошу, не надо у нас тут муссировать отдельные недостатки, — с нажимом произнес профсоюзный босс, видимо, любимое словцо.

Приоткрылась массивная дверь. В проеме обозначилась голова.

— Занят, занят! — завопил хозяин кабинета дурным голосом. Сделал паузу и приблизился ко мне вплотную.

— Два года назад на ГПЗ был великий раздрай. Короче — забастовка. Приостановилось производство. Народ вышел из цехов на территорию.

— Слышал. Знаю.

— А с чего началось? Пустили слух, будто в целях экономии ресурсов в систему питьевого водоснабжения пущена техническая вода. Совпало так, что у двоих животы прихватило, у кого-то, наоборот, был запор. Возникла цепная реакция или детонация, называйте, как хотите. О нас даже радиостанция «Свобода» рассказывала, — шепнул мне Ломов в самое ухо.

Какая жуткая страшилка. Да с подтекстом. Я понял: лотошница Таня находится под «крышей» заводского профкома.

На лестничном переходе главного заводского коридора встретились двое.

— Кого вчера я видел, Петра! Помнишь такого?

— Да мы с ним оба за «Торпедо» болели. Бочку пива выпили. Он же вроде бы за бугор подался.

— Уже вернулся. На острове Сардинии был. Три года там околачивался.

— Загорать ездил, что ли?

— Говорит, на пляже ни разу не был. На рыбокомбинате вкалывал. Теперь на рыбу глядеть не может. Там рыбу только и можно было рубать бесплатно. Все остальное против нашего дороже раза в три. За угол в общаге выворачивали сто баксов в месяц. Порядки еще те! Петьку грипп схватил, так насчет больничного и не заикайся. «Болейте, сеньор, за свой счет».

— А пишут и по телеку показывают, что Европа как сыр в масле катается. С жиру бесятся.

Андрей толкнул Колюню в плечо.

— Ты с дуба рухнул. В заводском сортире метровыми буквами написано: «Не верь ТВ!»

— Да я вообще. Чего же Петька сразу не сбег?

— Говорит, контракт по рукам-ногам связал. Условия нарушил бы — до нитки обобрали бы.

Колюню, похоже, всерьез заинтересовали похождения дружка.

— И чего еще Петька рассказывал?

— Да мы мало и постояли. Жить, говорит, в Сардинии можно, но водка страшно дорогая. Там же литры в ходу. Так если перевести на баксы, а потом на наши рубли, бутылка в стольник обходится. Потому местные пьют исключительно сухое. Да еще аперитивы. По-нашему, значит, красное.

Колюня громко сглотнул слюну.

— И чем же закусывают на Сардинии? Наверно, сардинками?

Приятель мельком глянул на часы.

— Кто чем. Рабочий класс, вроде нас с тобой, обходится креветками. А буржуи ихние, как и наши, закусывают омарами, икоркою, севрюжинкой. И конечно, пицей.

— Классно! — воскликнул Колюня. Хотя совсем не ясно было, что он имел в виду.

— Но если хочешь знать, Петро готов был отдать за горбушку черняшки весь заморский закусон. Итальянцы и понятия не имеют о ржаном хлебе.

— Да-а-а. Я б убег! К фене контракт. Ужас, как люблю московский «бородинский».

— А еще братва наша скучает там по настоящим соленым огурчикам, — продолжал Андрей. — Которые с укропчиком, с чесночком, с хренком, смородинным листиком. И еще с какой-нибудь огородней чертовщинкой.

— И такого добра там нет?

— Не, — чуть не плача произнес рассказчик. — У них там свое лекарство — маслины. Итальяшка одну ягодку съест, так и пальцы оближет. Нет, я не осуждаю. Каждому — свое.

Колюня шепотом спросил:

— И сколько же Петька там заробил? Наверно, немало?

— Кабы не десять тысяч. Хотел же комнату в коммуналке покупать. Да номер не прошел, — сказал Андрей и в подтверждение руки в стороны развел. — Он же баксы для удобства положил в «Инкомбанк», за приличный процент. Только сымать собрался — бац! — семнадцатое августа. Банк лопнул, как мыльный пузырь. Так сказали.

— Ага, поди проверь! И как же он?

— Хотел себя жизни лишить. Но одумался и вступил в отряд Ампилова. Ходит на их собрания. Митингует. Вроде бы как зло с души своей снимает. Наши видели Петра на Горбатом мосту. С лозунгом или с транспарантом. Точно не знаю, брехать же не хочу.

На остановке, что рядом с Южной проходной, из автобуса вывалилось человек двадцать. Разбились на группы. Впереди меня шли двое. Один был загорелый, черный, как весенний грач. Однако вид имел какой-то прибитый. Другой же, напротив, смотрелся как истинно русский богатырь. И видно, малый свойский, разбитной.

— Серый, а говорили, что ты в Косово завербовался.

— Ты чего! Дома дел полно, — ответил чернявый.

— Хорошо сказал! А на «Шарике» группа контрактников подбирается. С зиловцами в Югославию едут, братьев-сербов выручать.

— Туфта очередная.

— Своими глазами тот список видел. Условия подходящие: тыща баксов «зеленых» в месяц.

— Записался?

— Хотел. Светка восстание подняла. Заявила: «Если собрался уходить, прямо так и скажи. А не виляй, как пес побитый».