Николай Трубецкой - Европа и Человечество

Как показало время, японцы в целом успешно удержались на этой позиции, чему, вероятно, способствовал значительно более толстый, чем в России, слой национальной элиты и сравнительно большая удаленность японской культуры от романогерманской (и, потому, меньший соблазн стать «настоящим европейцем»). Японии во многом удалось сохранить структуры традиционного общества, и ее социально–политическое устройство (если смотреть на реальность, а не на декоративный фасад, существующий в первую очередь для внешнего потребления) резко разнится от устройства романогерманских стран. Достаточно сказать, в качестве примера, что Япония не является демократической страной, в каком–либо содержательном понимании этого термина: так, выборные органы (включая парламент) имеют в Японии крайне ограниченную, декоративную роль; а в сознании японцев акт избрания представителя путем голосования не делегирует ему весомых легитимных полномочий; реальное управление государством и экономикой осуществляется замкнутой бюрократией, с собственными, национальными механизмами отбора, и с опорой на структуры традиционного шинтоистского общества (см. напр. E. Fingleton, «Japan's Invisible Leviathan», Foreign Affairs, March/April 1995 и обсуждение в следующем номере; или Iwao Hoshii, «Japan's pseudo–democracy», Folkstone, 1993). Все серьезные исследования «японского экономического чуда» подчеркивают важную роль, которую шинтоистская традиция и традиционное общество сыграли в японских успехах. В целом, можно сказать, что при заимствовании техники и иных элементов западной культуры, японцы подвергали их очистке от западной метафизики и оценочно–ценностных категорий, пропуская через ценностный фильтр собственной культуры.