Виктор Гюго - Том 15. Дела и речи

Вы слышали ответ господина министра. Так вот: я приведу уважаемому господину де Мо факт, который имеет почти прямое отношение к нему лично.

Весьма близкий ему человек, видный оратор правой, чьим другом я был в палате пэров и чьим противником я был в Законодательном собрании, господин де Монталамбер, хоть он и принадлежал в то время к числу сторонников Елисейской партии, после июльского кризиса 1851 года встревожился по поводу намерений, которые приписывались тогда президенту, господину Луи Бонапарту, заверявшему, впрочем, всех в своей лояльности.

Тогда господни де Монталамбер, памятуя о нашей старой дружбе, попросил меня задать министру Барошу от имени нас обоих тот самый вопрос, который я только что задал господину де Мо. (Глубокое внимание в зале.) И тогдашний министр дал на этот вопрос совершенно тот же ответ, что и нынешний министр.

А через три месяца свершилось то преступление, которое вошло в историю под названием «Второе декабря». (Сильное волнение в зале.)

Господа! Между двумя властями вспыхнул конфликт. Сенату надлежит рассудить их. Сегодня сенат станет судьей.

И вместе с тем сегодня сам сенат будет судим. (Аплодисменты слева.)

Ибо если над правительством есть сенат, то над сенатом есть нация.

Никогда еще положение не было столь серьезным.

Сегодня от сената зависит, будет ли Франция умиротворена ила взбудоражена.

Умиротворить Францию — значит успокоить Европу; взбудоражить Францию — значит встревожить весь мир.

От сената зависит, свершатся ли избавление или наступит катастрофа.

Господа, сегодня сенату предстоит испытание. Сенаторам сегодня предоставляется возможность учредить подлинный сенат. (Шум справа. Одобрение слева.)

Это неповторимый случай, и вы не должны его упустить.

Некоторые публицисты сомневаются в полезности сената; докажите, что сенат действительно необходим.

Франция в опасности, придите на помощь Франции! (Возгласы «Браво!» слева.)

Господа! Прошлое иногда дает полезные уроки. От некоторых преступлений, которые история не забывает, исходит зловещий отблеск, и можно сказать, что этот отблеск смутно освещает вероятный ход дальнейших событий.

Эти преступления уже позади, но временами нам кажется, что мы видим их перед собой.

Среди вас, господа, есть люди, которые помнят, а иногда помнить — значит предвидеть. (Аплодисменты справа.)

Эти люди двадцать шесть лет тому назад наблюдали странное зрелище.

С одной стороны, великая нация, не желающая ничего, кроме мира, нация, знающая, чего она хочет, знающая, откуда она идет, и имеющая право знать, куда она идет, нация, которая не лжет, ничего не скрывает, ни от чего не хочет уклониться и не имеет никаких задних мыслей, нация, которая с открытым лицом движется вперед по пути прогресса; Франция, подарившая Европе четыре блестящих столетия философии и цивилизации, устами Вольтера провозгласившая религиозную свободу (протесты справа, живейшее одобрение слева) и устами Мирабо — политическую свободу; Франция, которая трудится, учит, проповедует идеи братства; Франция, у которой есть лишь одна цель — добро, и она об этом прямо говорит; Франция, у которой есть лишь одно средство — справедливость, и она прямо об этом заявляет; и, с другой стороны, за этой великой страной, полной активности, полной доброй воли, полной света, — правительство в маске. (Продолжительные аплодисменты слева. Протесты справа.)

Господа, мы, видевшие это, сегодня пребываем в раздумье; мы с глубоким вниманием следим за тем, что происходит перед нашими глазами: дерзкие замыслы, которые пока еще не решаются осуществить, зловеще громыхающие сабли, клятвы в верности, произносимые странным тоном; мы узнаем эту маску. (Сильное волнение в зале.)

Господа, старики обладают даром предостерегать. Их задача состоит в том, чтобы расстраивать дурные дела и отговаривать от опасных поступков. Давать полезные советы, даже если они кажутся бесполезными, — таков их благородный и печальный удел. (Возглас «Превосходно!» слева.)

Я очень хотел бы поверить клятвам верности, но я помню, что мы уже верили им. (Возглас «Правильно!» слева.) Не моя вина, что я об этом помню. Я вижу сходство, которое меня беспокоит. При этом я тревожусь не за себя, поскольку мне нечего терять в жизни, а в смерти я обрел бы все, я тревожусь за свою страну. Господа, вы, несомненно, прислушаетесь к голосу седого человека, уже видевшего то, что вам, быть может, тоже придется увидеть, человека, у которого на земле нет иных интересов, кроме ваших, человека, который с полной искренностью дает советы вам всем, друзьям и врагам, и который, находясь так близко от вечной истины, не может ни ненавидеть, ни лгать. (Глубочайшее волнение в зале. Продолжительные аплодисменты.)

Вам предстоит пережить авантюру. Так послушайте же того, кто уже пережил ее. (Движение в зале.) Вам предстоит столкнуться с неведомым, — послушайте же того, кто говорит вам: «Я знаю это неведомое». Вам предстоит ступить на корабль, чей парус колышется на ветру; этот корабль должен скоро отправиться в большое путешествие, которое, как вам кажется, много сулит, — послушайте же того, кто говорит вам: «Остановитесь! Я уже испытал кораблекрушение!» (Аплодисменты.)

Мне кажется, что я прав. Я хотел бы ошибаться, хотел бы, чтобы бог не допустил повторения в будущем чего бы то ни было из этого ужасного прошлого!

Теперь, сделав эти оговорки, — а я обязан был сделать их, — перехожу к рассмотрению современного положения в том виде, в каком оно предстает нам и воспринимается нами; я постараюсь не говорить ничего такого, что можно было бы оспаривать.

Я полагаю, никто не станет отрицать, что акт, совершенный шестнадцатого мая, был неожиданным.

Он как бы положил начало раскрытию преднамеренного заговора.

Впечатление, произведенное этим актом, было ужасно.

Вернемся на несколько недель назад. Франция была целиком погружена в труд, то есть в торжество. Она готовилась к Всемирной выставке 1878 года с той радостной гордостью, которая свойственна великим нациям, носительницам цивилизации. Она являла миру пример гостеприимства. Прославленный, великий Париж, выздоравливающий после болезни, воздвигал дворец в честь братства народов; несмотря на судороги, терзавшие континент, Франция была полна доверия и спокойствия и ощущала приближение часа высшего триумфа, триумфа мира. И вдруг грянул гром среди ясного неба, и вместо победы Францию привели к катастрофе. (Живейшее одобрение. Возгласы «Браво!» слева.)

15 мая все процветало; 16-го все остановилось. Перед нами разворачивается умышленно подстроенное странное зрелище общественных бедствий. (Сильное движение в зале.) Внезапно кредитная система расстраивается; доверие исчезает; заказы прекращаются; топки заводов гаснут; фабрики закрываются, а самые мощные из них увольняют половину рабочих. Почитайте заявления торговых палат. Безработица, эта язва труда, распространяется и растет, начинается своего рода агония. Ущерб, причиненный этим бедствием, Шестнадцатым мая, нашей промышленности, нашей торговле, труду всей нации, исчисляется в сотнях миллионов. (Возгласы «Полноте!» справа, «Да! да!» слева.)