Сборник - День Гагарина

— Вроде все в порядке, — говорит мне Воскресенский, не отрываясь от перископа. — Все двигатели запустились. Видишь?

— Есть «промежуточная» ступень! — отозвался оператор пульта, подтверждая загорание еще одного транспаранта.

Пламя под ракетой стало ослепительно белым, и в котлован старта обрушилась мощная струя газов из сопел двигателей. Взметнулись огромные клубы дыма и пыли. Двигатели ревели во всю свою исполинскую мощь, а бункер содрогался мелкой дрожью.

С ракеты слетели куски и даже пласты покрывавшего ее снега. В окулярах перископа она на некоторое время даже потеряла свою стройность и привлекательность. Двигатели набирали силу, сотрясая ракету.

— Есть главная ступень!

— Есть контакт подъема!

Загоравшаяся было световая «дорожка» транспарантов внезапно погасла. Это оторвались от хвоста ракеты разрывные штекера, до последнего момента связывающие ее с землей.

— Подъем! — каким-то торжественным, звонким голосом уже не докладывает, а кричит оператор центрального пульта пуска.

Движения ракеты еще не видно, но несущие стрелы, до сих пор поддерживающие ее «под мышки», вдруг резко, в доли секунды, раскинулись в стороны, освобождая ей путь. Какое-то мгновение ракета, кажется, висит в воздухе, но вот медленно, а потом все быстрее устремляется вверх, обрушивая на старт бушующий факел пламени. Рев двигателей, подобный раскатам грома, сотрясал степь. От него и бункер не просто дрожит, а сильно содрогается. От перепада давления у всех, кто в пультовой, закладывает уши…

— Поехали-и! — по-мальчишески звонко, залихватски звучит рвущийся из динамика голос Юрия Гагарина.

От ощущения всей значимости момента, какого-то очень теплого чувства к космонавту, от того, что все самое сложное уже позади и все идет как нельзя лучше, глаза подергиваются такой неожиданной и совершенно ненужной сейчас влажной пленкой.

В пультовой не умолкают динамики, в темпе «лета» передавая репортаж с телеметрических станций космодрома:

— Полет нормальный!..

— Давление в камерах устойчивое!..

— Идет отработка программы тангажа!..

На слова информатора накладывается голос космонавта:

— «Заря», я — «Кедр»! Вибрация учащается, шум несколько растет! Самочувствие хорошее… Перегрузка растет дальше!

Ракета стремительно удалялась от старта. Огненный факел с каждой секундой терял свою ослепительную желтую окраску, превращаясь в белесый инверсионный след. Истекли и секунды, столь волнительные и тревожные для нас с Воскресенским. Стал ненужным и телефон с красной трубкой, стоящий рядом с Королевым.

«Тем лучше!» — подумал и улыбнулся про себя.

В перископ даже при шестикратном увеличении ракета выглядела совсем небольшой сверкающей стрелкой. Еще несколько десятков секунд, и тянувшийся за ней инверсионный след внезапно сузился, потерял у своего начала яркость и прервался. А сама она враз «похудела», распростившись со своими четырьмя «боковушками». В небе на какой-то момент образовался серебристый крестик, потом он так же быстро исчез.

— «Заря», я — «Кедр»! Кончила работу первая ступень! — моментально отреагировал Юрий Гагарин. — Спали перегрузки, вибрация… Разделение почувствовал… Работает вторая ступень, все нормально!..

Смотреть в перископ стало уже неинтересно. Силуэт ракеты с едва заметным следом был плохо виден. Теперь все внимание в пультовой было уделено телеметрическому репортажу и переговорам Королева с Гагариным..

— Сто пятьдесят секунд! — монотонно и бесстрастно вел отчет хронометрист. Столько секунд прошло от момента старта. Короткое молчание, и уже голос телеметриста:

— Есть сброс обтекателя!.. Полет нормальный!

И снова, едва выслушав информацию Главного конструктора, космонавт «наполняет» пультовую бункера своим бодрым докладом:

— «Заря», я — «Кедр»! Произошел сброс обтекателя! Во «Взор» вижу Землю!.. Хорошо различима Земля… Несколько растут перегрузки, самочувствие отличное, настроение бодрое!

Эмоции эмоциями, а космонавт не забывал и о деле… В эти секунды ракета стремительно набирала скорость, а Юрий все ощутимее воспринимал и воздействие усиливающихся вибраций, и длительный «жим» нараставших перегрузок. Все эти «неудобства» он переносил весело и вселял уверенность во всех нас.

Королев не смог сдерживать своего восхищения поведением первого космонавта. Не тратя времени на позывные, вставил в «гагаринскую» паузу:

— Молодец, отлично! Все идет хорошо…

А Гагарин взахлеб и с таким неподдельным упоением, восхищением от увиденного вел свой «космический репортаж». Его звонкий, мальчишеский голос звучал над планетой. Уверенно, восторженно.

— Вижу реки… Различаю складки местности, снег, лес… Как у вас дела? Наблюдаю облака над Землей, мелкие кучевые, и тени от них… Красиво. Красота! Как слышите?..

Гагарину первому из людей довелось увидеть то, чего еще не посчастливилось увидеть никому — нашу изумительную планету с высоты сотен километров, из глубин космоса. И он был достоин такой чести! Как оказалось, у этого юноши кроме чисто профессиональных чувств летчика и, если хотите, инженера-испытателя во всю ширь раскрылась душа поэта. И теперь она проявлялась в каждом его слове.

Уже давно миновала добрая половина времени полета ракеты. Отработала и осталась где-то позади ее вторая ступень… Теперь корабль «Восток» тянул и тянул вперед «движок» последней ступени. Космонавт все еще «успокаивался», хотя с каждой минутой его голос стихал и удалялся, забиваемый усиливающимися атмосферными тресками и шорохами.

— «Заря», я — «Кедр»! Слышу вас очень слабо… Все идет хорошо, машина работает нормально… Вот сейчас Земля все больше покрывается облачностью. Кучевая облачность сменяется слоисто-дождевой облачностью… Такая пленка, что даже земной поверхности практически не видно… Интересно!

И уже малоразборчиво (ракета ушла за радиогоризонт) на последнее пожелание Королева сквозь атмосферные помехи к нам все-таки прорвался неунывающий гагаринский голос:

— Понял! Знаю, с кем связь имею… Привет!

Оставаться в пультовой было бесполезно: исчез в глубинах космоса «Восток», мчавшийся теперь где-то над просторами Сибири, молчал и динамик телеметристов, потерявших с ним надежную связь. Только хронометрист методично, через каждые десять секунд, отсчитывал послестартовое время.

В соседней комнате телетайпы синхронно выстукивали на лентах одну и ту же цифру, означавшую, что ракета еще «работает», набирая космическую скорость. Сюда же были выведены прямые линии связи с Центром управления командно-измерительного комплекса.

Вошел Королев. Не сказав окружающим ни слова, он сел на предложенный ему стул. Его молчаливость и сосредоточенность были понятны. Он очень тревожился за последние секунды работы «движка». Цена этих секунд была исключительно высока. Выключись он в заданное время при точном наборе орбитальной скорости, и корабль «Восток» — на орбите! Ну а если он от «усталости» сделает это (аварийно) чуть раньше? Тогда ищи его в Мировом океане от Камчатки до мыса Горн… И всего-то одна секунда или что-то около того! Было отчего волноваться…