Сборник - День Гагарина

Внимание! Камеры!

Есть камеры!

Сброс!

Медленно, словно нехотя, конус отделяется от макета и, раскрывшись двумя огромными лепестками, падает в сеть. Прогибаясь, она долго-долго колышется. Отличный кадр!

А вот на пленке-то как? Ведь не переснимешь.

Внимание! Камеры!

Есть камеры!

Как пистолетный выстрел срабатывают пиропатроны. Это уже другие испытания. Трах-бабах! — и отстреляна крышка люка. Трах! — и летит в сеть крышка парашютного отсека. День за днем снимаем процессы изготовления деталей корабля, потом его сборку. Параллельно шли съемки и на натуре.

Отправляемся в маленький городок, затерянный в степи. Предстоят съемки летных испытаний «шарика» — его сброс с раскрытием парашюта. Отрабатывается возвращение животных на землю. Днем — прилетели, вечером — совещание. Руководитель испытаний объявляет: «Серия сбросов прошла удачно. Погода — неважная и вряд ли улучшится. Есть смысл на этом и закончить испытания».

Вот те на. А как же съемки? Прошу слова.

«Непосредственного отношения к испытаниям мы, киноработники, не имеем, — начал я. — Но нас послали сюда именно сейчас — не раньше, чтобы снять этот эксперимент. Решать, конечно, вам. Если же мы уедем ни с чем, то объяснять, почему так вышло, придется тоже вам».

Конечно, мое выступление выглядело, наверное, довольно нахальным, но что оно было своевременным — в этом я и сегодня уверен. В конце концов решили: сбросу быть в любую погоду, это даже хорошо, если будет плохая.

К середине следующего дня заинтересованных специалистов — парашютистов, кресельщиков, медиков и меня с ассистентом Михаилом Бессчетновым — забросили в степь, километров за двадцать — тридцать от городка. Сказали — сброс в 16.00. Парашюты должны будут показаться вон над теми холмами. Приготовились к съемкам. Покурили. Мерзнуть начали — потолкались. В степи хоть и неглубокий, но снег. Пасмурно. Неуютно. Вот-вот смеркаться начнет. И облачность вроде пониже стала. Совсем нам не весело.

Подошло время сброса. Смотрим во все глаза, хотя что различишь сквозь плотные облака. При чистом небе самолет давно увидели бы. Хорошо, что ветра нет, далеко парашюты не отнесет. И сколько же с такой высоты он спускаться будет?

— Вот он! — закричал старший группы медиков на приземлении.

И мы уже видим, — камеры застрекотали. В сплошной серой пелене опускается парашют.

— И что из этого выйдет? — бурчит Бессчетнов: он любит поворчать.

Все — приземление!

— Метра четыре — есть, но больше сегодня снимать нельзя.

Бегу к медикам с просьбой: «А если завтра утречком и выемку собачек, и парашюты снимем — все светлей будет?» — «Это с начальством договаривайтесь», — отвечают.

Договорился.

Стемнело. Часа два прошло после приземления собачек, а за нами все не едут. Забыли про нас, что ли? Ждем. То посидим, то потолкаемся, чтобы погреться. Вспомнили, что не ели весь день.

Вдали, за холмами, чуть означился отсвет. Едут. «Чинить на полпути пришлось — вот и провозились», — объяснил водитель.

В гостиницу вернулись за полночь, когда об ужине не может быть и речи. А у нас — кроме сахара и чая — ничего. «Уж не знаем только, будете ли? — нерешительно предложили медики. — От собачек каша осталась и специальная свиная тушенка, то есть для них же изготовленная…» — «Давайте, — оживились мы. — Еще один эксперимент проведем». «А собачки голодными не остались?» — плотно поужинав, спохватились мы. «Да что вы? Мы их вчерашней кашей не кормим, им свежую надо», — успокаивают нас под общий хохот.

Настал день, когда мы впервые отправились на космодром Байконур. У подъезда студии — наш служебный автобус. Рядом с ним гора киноаппаратуры. И надо сказать, солидная — около ста мест: киноаппараты, кассетники, сменная оптика, штативы, аккумуляторы, ящики с пленкой, синхронные камеры, магнитофоны и много разных приспособлений. Это не считая двух уже отправленных на аэродром грузовых машин с осветительной аппаратурой и еще одной — с выносными дистанционно управляемыми камерами. Что и говорить, хозяйство у нас громоздкое.

Проверив по списку, все ли взято, начинаем погрузку. Из рук в рук, и, по цепи, бережно передаем ящик за ящиком. Постепенно все поглощает вместительное чрево автобуса. Вытираем мокрые лбы. По русскому обычаю, присаживаемся перед дорогой. Ворота распахиваются, и автобус выезжает на шумную столичную улицу. Наш путь — в аэропорт Внуково.

В здании аэровокзала, как всегда, шумно. Покрывая людские голоса, звучат строгие голоса дикторов-информаторов. Понятное дело, наш рейс не объявят по радио. Подходим к одному из киосков. Сюда за нами придет кто-нибудь из экипажа нашего самолета. Вот и гонец. Подъезжаем на автобусе к самому трапу. И опять разгрузочно-погрузочная операция. Экипаж самолета помогает нам.

Выруливаем на взлетную полосу. Короткий разбег, и под крылом самолета мелькнула, ушла за горизонт Москва… Несколько часов в воздухе, и вот он, Байконур. Остановились винты, но в ушах еще звенит. Пассажиры потянулись к выходу. Дошла очередь и до нас.

На аэродроме космодрома нас ждал автобус. Ему быть нашим рабочим кабинетом. Здесь есть стол, два кресла, диван, маленький шкаф, умывальник, тумбочка и печка. Когда разместили всю аппаратуру, то оказалось, что места для нас уже не осталось совсем. С трудом втискиваемся кто куда.

Бетонная дорога стремительно летит навстречу. Мелькают разноцветные домики поселков: зеленые, розовые, голубые. Космодром строится. По степным дорогам нескончаемой вереницей тянутся тяжело груженные машины. За ними — густые бурые шлейфы пыли. А дальше вплоть до горизонта — неоглядная степь.

Однажды я спросил у молодого инженера-конструктора:

— Интересно, как выбирают место для космодрома?

— По максимальной совокупности всех неудобств, — ответил он.

— Как это?

— Нужно найти такое место, куда, во-первых, нелегко было бы добраться любым видом транспорта, начиная с самого современного и кончая таким древним, как ишак или верблюд. Но этого мало. Надо, чтобы местность была пустынной. Чтобы не было воды и ее привозили в цистернах. Обязательное условие — это песок. Причем песка должно быть много, очень много. И если подует ветер, то этот песок должен висеть в воздухе так, чтобы в трех шагах ничего не было бы видно. Если нашлось такое место, значит, оно годится для строительства космодрома.

Между прочим, в этом шутливом диалоге, который состоялся у меня с. будущим космонавтом, а тогда просто инженером-конструктором, Владиславом Волковым, немалая доля правды.

Разместившись в гостинице, тогда это был обычный барак, едем разгружать аппаратуру в монтажно-испытательный корпус — МИК. Он выглядит совсем как большой заводской цех. Потолок, стены и пол выкрашены масляной краской. Очень чисто. Именно здесь из блоков и ступеней собирают ракету и корабль-спутник.